Тот узнал и сообщил своему шефу, что фабрика по подделке ценных бумаг, причем любых и всякого достоинства, размещается в губернском острожном замке. Иначе – в тюрьме, где преступники должны отбывать наказание, но отнюдь не продолжать совершать противузаконные деяния, оставаясь безнаказанными.
Это был удар! Подпольная фабрика – в тюрьме. Но каким образом?
– С воли, – немедленно последовал ответ помощника. – Все необходимые для производства фальшивок материалы и инструментарий тюремный мастер или мастера получают с воли. Причем по первому требованию и в самые кратчайшие сроки…
Стали искать подходы к преступникам, в частности к тем, кто действует на воле. А потом удалось внедрить в преступную среду своего тайного агента. Оказалось, что производством фальшивых ценных бумаг занимается целая преступная шайка, часть которой находится на воле, а часть – в тюрьме. И выпуск поддельных ценных бумаг буквально поставлен на поток. Судя же по нахальству и дерзости, это дело рук «Червонных валетов».
Появилась возможность убить одним ударом двух зайцев: раскрыть шайку изготовителей фальшивых ценных бумаг и, что было крайне немаловажно, угодить его высокопревосходительству князю Владимиру Андреевичу Долгорукову, собрав компромат на преступную деятельность «Червонных валетов».
Московское сыскное отделение с новыми силами принялось за работу. Тайный агент, втершийся в доверие к фальшивомонетчикам, что находились на воле, добился того, что его познакомили с главным организатором аферы по производству фальшивок. Им оказался молодой московский дворянин и известный в Первопрестольной красавец и ловелас Самсон Неофитов. Африканыч в новом своем знакомце провокатора не признал и спросил, чем может ему помочь.
– Я бы хотел, чтобы на моем векселе появилось еще несколько нулей, – ответил агент и протянул Неофитову выданный Сыскным отделением настоящий вексель на сто рублей.
– Сколько? – спросил Самсон Африканыч.
– Что «сколько»? – не понял агент.
– Сколько вы хотите добавочных нулей? – усмехаясь, спросил Неофитов. – Один, два, три?
– Два! – выпалил агент. – Но в десяти экземплярах.
– Хорошо, принято, – по-деловому ответил Неофитов и принял из рук агента вексель.
С этого самого времени топтуны не спускали с Африканыча глаз. И с тех, с кем он встречался. Даже с его многочисленных женщин. Было выявлено, что векселя с партией чистого белья были переправлены в острожный замок зашитыми в обшлаг мужской сорочки. Через трое суток они вернулись обратно, уже зашитыми в грязное белье. И стоить они стали не по сто, а по десять тысяч рублей. Подделки были выполнены настолько мастерски и качественно, что служащий банка, куда в качестве эксперимента понес вексель агент, чтобы его обналичить, никакой подделки не обнаружил и уже был готов выплатить деньги.
Это был значительный успех. Теперь надлежало узнать, что за мастера-умельцы или умелец столь нахально действует в стенах тюрьмы. Вскоре узнали. Ибо у Сыскного отделения получилось завербовать в свои тайные агенты одного из арестантов губернского острожного замка, пообещав ему скорое освобождение. Тот, в свою очередь, тоже расстарался и сумел вычислить Сизифа и то, как он связывается с волей. Подтвердилось участие в этом деле и «валетов», в частности Самсона Неофитова…
Суд над «Червонными валетами» и Сизифом должен был состояться через рекордно короткий срок. Однако за день до судебного следствия неожиданно подвергся нападению громил тайный агент Сыскного отделения: в утро суда он был найден на набережной Яузы с перерезанным горлом, без портмоне, ботинок и штанов. Произошедшее преступление указывало на рядовое ограбление. А потом неожиданно, уже по дороге в здание суда, стало плохо с арестантом-доносчиком, которого вместо судебной залы отвезли в больничную палату, где он и скончался в страшных судорогах и непрекращающихся до самого последнего вздоха конвульсиях. При вскрытии трупа капорника – то есть предателя и доносчика – было констатировано отравление смертоносным ядом, что и нашло свое отражение во врачебном заключении, представленном на суде. Естественно, следователи Сыскного отделения объединили эти два происшествия в одно дело, связанное с физическим устранением свидетелей…
Поначалу прокурор грозился обеспечить Африканыча и Сизифа бессрочной каторгой. Потом – тюремным сроком с лишением прав и состояния, потому как обвинение им было выдвинуто тяжелое: участие в афере с изготовлением фальшивых ценных бумаг и соучастие в двойном убийстве. Только вот с доказательной базой вышел настоящий конфуз. Ведь с отсутствием двух основных свидетелей дело против Африканыча и Сизифа стало попросту рассыпаться.
Неофитов про Сизифа молчал, изображал неподдельное удивление, делал невинные глаза, а время от времени благородно негодовал против предъявляемых ему обвинений. Естественно, он не имеет никакого отношения к смерти агента Сыскного отделения и тем более отравлению продажного арестанта. И что бы там ни говорил и ни требовал прокурор, его причастность к этим смертям надо еще доказать, на что у стороны обвинения нет даже и мало-мальских намеков. Да и алиби на момент убийства агента Сыскного отделения у него стопроцентное. Ведь Самсон Африканыч находился в то время в доме у своей невесты, Лили, что означенная невеста может при необходимости безотлагательно и клятвенно подтвердить.
Ну и, конечно же, он, Самсон Африканыч Неофитов, не является ни руководителем, ни исполнителем шайки фальшивомонетчиков. Соответственно, не ведает, кто в ней состоит, и, более того, никогда о таковой не слышал, и уж тем более не принимал в ней никакого участия, ежели она и существует. А если у обвинителя имеется иное мнение, то пусть он обоснует его неопровержимыми фактами и прямыми свидетельскими показаниями.
Что же касается клуба «Червонные валеты», то это простой картежный клуб, где собираются любители карточной игры, которой, увы, привержен и он, Самсон Неофитов. Имеются ведь клубы любителей игры на бильярде. Есть клубы собаководов. Существуют охотничьи клубы, клубы любителей старины и даже клубы собирателей марок, то есть филателистов. Почему же не иметь место клубу любителей карточной игры? И что в этом такого уж особенного?
Однако на Самсона Африканыча Неофитова все же имелся подтвержденный и неопровержимый криминальный материал. Достаточный, чтобы упечь его в Сибирь вместе с остальными восемью «валетами» на приличное количество лет.
Сизиф же получил дополнительно к небольшому неотсиженному сроку еще шесть годочков. И вышел на свободу в начале восемьдесят третьего. Выйти-то вышел, однако тех, с кем он когда-то «работал», уже не было. Запропали невесть куда веселые люди. Клуб «Червонные валеты» перестал существовать. Да и Москва стала иной. И тоска стояла от всего этого невообразимая.
Куда прикажете податься? И что делать? Писать картины по пятигривенному или рублику за полотно? В лучшем случае за трешницу? Днями и ночами стоять за мольбертом, чтобы потом иметь возможность пару раз отобедать в приличном трактире? А шиш с маслом не хотите?
И пошла житуха – не приведи Господь. Водочка опять же. На сем предмете сошелся Сизиф с бывшим своим учителем, известным художником Алексеем Кондратьичем Саврасовым. Тем самым, который писал «Грачи прилетели». Ну, может быть, еще «Пейзаж с рекой и рыбаком» и «Вид на Кремль от Крымского моста». Саврасов тоже был воспитанником Училища художеств и ваяния, к тому же какое-то время ходил в нем педагогом, и Сизиф знал о нем не понаслышке. Потом Алексея Кондратьевича выперли: какой педагог, прости господи, из оборванца-пьяницы?
