– Ну, как? – спросили они, когда Африканыч и Сева вернулись.
– Все идет по плану, – ответил Сева. – Завтра Их Императорские Высочества посетят пороховой завод, а затем, надо полагать, Михаил Николаевич нанесет визит Лихачеву.
– А что, в Дворянском собрании Лихачева не было? – спросил Огонь-Догановский.
– Нет, – ответил Сева. – Андрей Федорович вообще не любитель шумных мероприятий и из дома выходит крайне неохотно. Сомневаюсь, что он посетил бы Дворянское собрание даже в том случае, если бы в Казань приехал сам государь-император. Скорее всего он готовится к завтрашнему визиту Михаила Николаевича. Ведь он наверняка собирается показать ему не только свое собрание картин, но и другие свои коллекции.
– Ну и что нам сейчас делать? – спросил Давыдовский.
– Ничего. Свои роли вы уже сыграли, – ответил Всеволод Долгоруков. – Завтра – заключительный акт с моим выходом в финале.
– Будем надеяться, что все пройдет, как задумано, – буркнул Огонь-Догановский.
– Будем, – коротко ответил Сева.
Глава 20. Сделка, или Счастье Лихачева
Этой ночью великому князю Сергею Михайловичу снилось, что он снова посещает училище имени его отца.
«Зачем? – задал он вопрос сопровождающему их губернатору. – Ведь мы уже здесь были?»
Но Андриевский молчал и лишь загадочно улыбался.
Они с отцом снова проходили вдоль выстроенных шпалерами учащихся, и девочки осыпали великих князей цветами. Одна из девчурок, с лицом маменькиной фрейлины графини Кудасовой, зло ощерившись, принялась хлестать букетом роз прямо по щекам Сергея Михайловича.
– Вот тебе, вот, – приговаривала она и дико хохотала. Вместо того чтобы унять ее, хохотал вместе с ней губернатор Андриевский; заливался смехом попечитель Казанского учебного округа Малиновский и просто заходился от хохота попечитель Михайловского училища профессор Осокин.
– Что вы делаете?! – возмущенно вскричал Сергей Михайлович и получил новый удар букетом по щеке.
– А ты не спи, не спи! – приговаривала ученица с лицом фрейлины Кудасовой. – Вставай, соня, вставай!
Сергей Михайлович прикрыл лицо руками и… проснулся.
– Вставай, соня! – снова услышал он голос, но он был уже не женский, а мужской и походил на голос отца.
Его Высочество убрал руки и открыл глаза…
– Вставай, уже половина шестого, – увидел Сергей Михайлович склоненного над собой отца. – А в шесть мы должны быть в городе.
Ночевали высокие путешественники на «Ярославле». И не потому, что в городе для них не было уготовано подобающего места. Было такое место, и даже не одно. Просто великие князья так свыклись со своим пароходом, что он уже казался им домом. А как справедливо говорится, в гостях хорошо, а дома – лучше.
На сегодня намечалось два официальных мероприятия: посещение порохового завода и смотр местных воинских частей. В семь утра Их Императорские Высочества были уже на заводе. Приняли, как и подобает, хлеб-соль, осмотрели заводские фабрики и откушали с управляющим завода чаю. Затем проехали в лагерь Второй пехотной дивизии, где великий князь Михаил Николаевич принял смотр войск, включая сводный батальон юнкерского училища и артиллерийскую бригаду. По программе предполагалось еще провести показательные учения артиллерийской бригады, но вместо этого Михаил Николаевич приказал вести себя на квартиру собирателя старины казанского помещика Лихачева. Губернатор Андриевский, все время сопровождавший великих князей, проехал вперед, дабы предупредить Лихачева о визите высоких путешественников.
Около одиннадцати часов утра экипаж с Их Высочествами Михаилом Николаевичем и Сергеем Михайловичем остановился возле небольшого двухэтажного дома на Ново-Комиссариатской улице.
– Мы надолго сюда? – спросил Сергей Михайлович отца.
– Нет, – коротко ответил Михаил Николаевич, выходя из экипажа.
Великих князей встречало все семейство Лихачевых.
– Рад, – пролепетал Андрей Федорович, пожимая руки Их Высочествам после того, как губернатор Андриевский представил его великим князьям. – Рад и несказанно осчастливлен вашим визитом ко мне. Прошу, – он отошел в сторону, пропуская вперед себя Михаила Николаевича и Сергея Михайловича, – прошу вас в мою скромную обитель.
Супруга собирателя древностей тоже имела на своем лице выражение несказанной радости. Рядком выстроились дети Лихачевых, присмиревшие при виде столь богато и нарядно выряженных больших дядей с андреевскими лентами через плечо.
Вначале Андрей Федорович показал великим князьям свои коллекции монет.
– Их у меня около двадцати пяти тысяч единиц, – говорил собиратель старины, подводя великих князей к своим стендам. – Вот монеты Великой Булгарии, вот золотоордынские, вот греческие, римские, персидские…
Их Высочества кивали и шли дальше.
– Вот моя античная коллекция, вот египетская. А вот, – Андрей Федорович с гордостью указал на краснофигурный кубок, – апулийский кратер четвертого века до Рождества Христова. Таких экземпляров насчитывается всего четыре во всем мире…
– Четыре? – делано изумляясь, переспросил великий князь Михаил Николаевич, коему уже не терпелось увидеть коллекцию картин работы старинных мастеров, в частности же, «Карла Пятого» кисти знаменитого Тициана.
– Да, четыре, – подтвердил Лихачев, невольно вздернув подбородок.
Прошли в библиотеку, считавшуюся лучшей в Казани. Это великому князю негромко сказал губернатор Андриевский. Посмотрели древние фолианты, коих касались руки людей, с полтысячи лет назад умерших, что невольно будоражило воображение и внушало уважительный трепет.
Наконец прошли в кабинет Лихачева. И замерли. Со стен кабинета на Их Высочества и казанского губернатора осуждающе смотрела одна из «Мадонн» севильского живописца Эстебано Бартоломео Мурильо в бордовом бархатном платье, смуглая, с четко выписанными чертами андалузского лица. Голенький Младенец, что она держала на руках, тоже смотрел на присутствующих в кабинете, но уже не осуждающе, а недвусмысленно строго. Вторая «Мадонна» Эстебано Мурильо, возведя глаза к небу, не обращала никакого внимания на вошедших, равно как и голый Младенец, намеренный вот-вот приложиться к материнской груди.
Никакого внимания на высоких путешественников из российского царствующего дома не обратили полуголые охотники с полотна гения барокко – фламандца Питера Пауля Рубенса, занятые забиванием огромного и страшного своей мощью вепря.
«Мадонна» с полотна знаменитого флорентийца Доменико Пулиго, занятая Сыном, тоже ничуть не заинтересовалась Их Императорскими Высочествами, а «Служанка» великого голландца Рембрандта Харменса ван Рейна смотрелась до того усталой и изможденной, что просто сидела, тупо уставившись в пол.
«Ассунта» знаменитого итальянца Тициана была знакома великому князю Михаилу Федоровичу. Он имел счастье лицезреть не только фрагменты семиметрового алтаря и его наброски, но и самое огромное полотно, названное мастером «Вознесение Марии». Поэтому, скользнув по ней взглядом, он остановил свое внимание на тициановском «Портрете Карла V». Он был замечателен. И насколько мог судить сам Михаил Николаевич, несомненно, принадлежал кисти Тициана.
