– И что? – спросил я настороженно.
– Мы готовили тебе побег, если бы ты согласился на сотрудничество. А тут этот случай, которым грех не воспользоваться. Понимаешь, о чем я говорю?
Эх, Васька, Васька… Беда свалила тебя подростком, она же свалила тебя в молодости, теперь уже настолько, что не подняться никогда. И даже своей гибелью ты не смог ни подтвердить, ни опровергнуть мои опасения. Может быть, тебя убили. Может быть, это и вправду несчастный случай…
– Кое-что понимаю, – сказал я. – Но далеко не все. Кто Ваську сбил? Известно?
– Да. Пьяная женщина. Сейчас она в розыске. Скрылась с места происшествия. Но свидетелей много. Она вышла из машины, откровенно пошатываясь, посмотрела и поехала дальше. Машину потом бросила. И в тот же день улетела за границу. Буквально через несколько часов. Само происшествие сняла охранная видеокамера на соседнем здании. Так что вопрос ясен.
Мне этот вопрос был совсем не ясен. Как такие дела делаются, я знаю прекрасно. И то, что женщина сразу после происшествия улетела за границу, только усилило мои подозрения. Но говорить об этом вслух я не стал.
– Так что вы мне предлагаете? – Чтобы не показать своего смущения, я перевел разговор ближе к действительности.
– Я предлагаю Николаю Викторовичу Самоварову, пока еще старшему лейтенанту спецназа ГРУ, погибнуть при попытке к бегству.
– Звучит красиво, – согласился я. – И в дальнейшем, если я правильно вас понял, я должен трансформироваться в психически больного человека, своего двоюродного брата Василия Андреевича Самоварова. Так?
– Именно так. Я даже не делаю вам комплимент о вашей чрезвычайной догадливости, поскольку здесь не нужно быть провидцем. Вариант напрашивался сам собой.
Подполковник разговаривал, переходя с «ты» на «вы» и обратно. Но, кажется, этого не замечал. Да я и сам просто машинально отмечал его путаницу, не больше.
– А как это сделать технически? У меня есть несколько вариантов, созревших, грубо говоря, на волне вашей подсказки, но все варианты требуют действий извне. Тех действий, которые вы, вероятно, готовы произвести.
– Естественно, готовы, – согласился подполковник.
В замке вдруг вопросительными нотами заскрипел ключ. Дверь открылась, и в комнату заглянул один из конвойных. Он сначала внимательно осмотрел кабинет и только потом взглянул на нас.
– Чего тебе? – спросил подполковник.
– Скоро, что ли? У заключенных обед остывает.
– Тебе не ясны инструкции, которые тебе дали? – агрессивно спросил Лагун. – Если ты такой непонятливый, то завтра же будешь искать себе работу, где понятливость не требуется. Закрой дверь с той стороны и близко к двери не подходи, пока я не позову! Иначе завтра уже пойдешь устраиваться дворником.
Вертухай не слишком-то и испугался, нагло хмыкнул, но дверь все же закрыл.
* * *
Приход вертухая сбил уже наладившийся ритм разговора, и нам пришлось минуту сосредоточенно помолчать, чтобы снова настроиться на прежнюю волну.
– Естественно, мы имеем большие возможности и готовы взять на себя всю организационную работу по экстренной подготовке побега, – сказал Александр Игоревич. – Хотя, признаюсь, трудно выбирать варианты, когда не знаешь, на что человек готов пойти ради свободы. Всегда может возникнуть ситуация, когда оперативники просчитывают один вариант, а исполнитель в силу своих черт характера этот вариант реализовать не может. Поэтому план нам предстоит скоординировать или, по крайней мере, согласовать на принципиальном уровне. На всякий случай отдельные моменты можно и продублировать.
– Наверное, так… – осторожно согласился я, не понимая еще, в какую сторону плавно поворачивает свои сани мой собеседник, и потому решил подстраховаться. – Если бы мне предложили какие-то условия, дали каких-то людей, которые готовы подстраховать, я бы все сделал сам. Все, начиная с первых шагов по подготовке побега.
– Едва ли получится, – подполковник не пожелал выпускать нить управления из своих рук. – Я понимаю, что у спецназа ГРУ свои собственные поведенческие модели, к которым мы не привыкли. Но если мы решаем брать человека к себе на службу, то предпочитаем, чтобы он играл по нашим правилам.
Из всего сказанного я сделал вывод, что подполковник Лагун вообще не из ГРУ, хотя первоначально у меня появилась именно эта мысль. Я предположил, что он представляет агентурное управление. Но офицер ГРУ в любом случае не сказал бы «спецназ ГРУ». Он сказал бы просто «спецназ», и это было бы понятно. Конечно, в нашем большом государстве с его неимоверно раздутым чиновничьим аппаратом есть множество силовых структур, о которых я, возможно, никогда раньше и не слышал. Но мысль остаться служить все же в системе ГРУ, очень мной уважаемой системе, пусть и не в спецназе, как-то грела душу. Однако своего разочарования я никак не показал. Хотя обязательный вопрос задать все же был вынужден:
– А вам, Александр Игоревич, не кажется странной ситуация, что мы обсуждаем старт, не зная, где финиш? Сбежать хоть из СИЗО, хоть с пересылки, хоть с маршрута, хоть из зоны я все равно сумею. С чужой помощью или без нее, но сумею, и даже проблемы в этом особой не вижу. Как только надоест сидеть, или кто-то сильно достанет, или просто захочу чаю горячего попить, а не то пойло, которое здесь называют чаем, – соберу вещи и сбегу.
– Не надо геройствовать, Николай Викторович. За вами здесь присматривают, и все ваши конвоиры не просто так приставлены. От вас уже ждут попытки к побегу, и потому на каждом шагу вас ждет неприятность. Непредвиденное препятствие, которое вы по незнанию о его существовании обойти не сможете.
– За что такая честь? Чем я заслужил повышенное внимание со стороны правоохранительных органов?
– Благодарите Пехлевана.
– Я с удовольствием при встрече его отблагодарю и вместо себя в свою камеру закрою. А сам сбегу. И никто меня остановить не сможет.
– Это бахвальство. Как разговоры о побеге без помощи со стороны, так и разговоры о Пехлеване в вашей камере. Мы серьезные люди, и давайте обойдемся без авантюр.
Вообще-то он прав, подумал я. Но лишь частично. Если бы я собирался убежать, я бы уже убежал, конечно. Но никогда бы не стал об этом ни с кем открыто говорить. Просто убежал бы, и все. Без всякого бахвальства.
– Ну хорошо. Уговорили. Мой порыв вам чем-то не нравится, хотя я не понимаю чем. Только догадываюсь… Ладно, Александр Игоревич, оставим это на вашей совести. Предположим, я убегу с вашей помощью. Убегу, а потом мы с вами встретимся. И что тогда вы мне предложите? Где финиш-то? Я как-то привык знать дистанцию, которую мне предстоит преодолеть, чтобы четко рассчитать скорость и правильно распределить силы. Спринтерский забег с марафоном имеют различную тактику. И с этим стоит определиться заранее.
