– Но вас-то и этот вариант устроит?
Вейсберг со своими деловыми партнерами был на «ты». Исключение – Разлогов. Он попытался найти причину – и нашел ее. Он обращался к генералу так, как обращаются к нескольким лицам. Может, подсознательно он видел за его спиной армию?.. Неубедительное, малость отдающее лирикой объяснение, но оно Вейсберга устроило.
И все же он не удержался от вопроса:
– Что вы сделаете со своим миллиардом, генерал? На что его потратите?
Разлогов с минуту смотрел в темные глаза Вейсберга, будто играл с ним в игру – кто первым моргнет. Вейсберг проиграл. Разлогов искренне рассмеялся то ли этой маленькой победе, то ли вопросу, ответ на который родился только сейчас. И только что панибратски не похлопал Вейсберга по плечу.
– Я пущу его в дело.
И задержался на пороге уже по своей инициативе.
– Да, кстати, вы уже определились с гостями? – спросил он.
– Какими гостями?.. А, список приглашенных на вечеринку имеете в виду? – Вейсберг неожиданно рассмеялся. – Будьте осторожны, генерал: они спросят с вас, если вы обломаете им праздник.
– С корабля на бал?
– Простите?
Разлогов был вынужден расшифровать:
– Гости с крейсера соберутся в прежнем составе в военном городке?
– Именно, – подтвердил Вейсберг. – За исключением разве что питерского губернатора да рок-матерщинников.
Эта встреча состоялась в главном офисе Вейсберга на Тверском бульваре, 13. Отсюда было рукой подать до офиса личного агентства Сергея Харламова.
Едва за генералом закрылась дверь, к Вейсбергу заглянул Муса Сараев. Он никогда не скрывал своей ненависти к генералу Разлогову, а его шеф умело скрывал пренебрежение. Вообще бизнес требовал гибкости. И в этом плане оба – и Разлогов, и Вейсберг были способны изменять свою внутреннюю форму. Что, собственно, и постарался объяснить Вейсберг своему охраннику.
– Наши деловые отношения на виду. Я еврей, он русский. Хотя не у каждого еврея еврейские корни, как и не у каждого русского – русские. У генерала товар, у меня деньги, – продолжал Юлий. – Он придумал оболочку – неприязнь к тем, кого в России называют выходцами из Северного Кавказа. И делает он это очень искусно. Просто у него не может быть другой позиции.
– Почему нет? – возразил Сараев. – Что, все российские генералы высказываются в духе Разлогова?
– Нет, конечно. Но они не имеют с нами сомнительных или преступных дел. Вот и весь ответ. Знаешь, любой другой утаил бы от меня сам факт существования секретной линии связи в военном городке. А Разлогов не только рассказал о ней, но и придумал, как с ее помощью укротить Харламова.
– Тоже мне, бином Ньютона, – чуть слышно бросил Сараев. – Кстати, нелишне будет подсобить «разлоговцам» живой силой. Пара-тройка наших парней им не помешает. Да и контроль тоже.
– Неплохая идея, – скупо улыбнулся Вейсберг. – Но только я хотел бы держаться подальше от похищения Ирины Харламовой. Не только пара-тройка наших людей может бросить тень на меня, но даже один.
Глава 28. «Я знаю – город будет...»
«Большая полевая кухня». Руководитель администрации Юлия Вейсберга Юрий Чернов заметно нервничал...
Кто-то как-то раз назвал его учеником Павла Бородина, этого талантливого, от бога проныру-администратора, которого многие хозяйственники мечтали бы переплюнуть. С той поры Чернова в кругах, близких к Вейсбергу, стали называть Пал Палычем. Он отнесся к этому равнодушно: «Каждого как-нибудь да называют».
Он был одним из немногих в окружении Вейсберга, кто скептически отзывался о программе празднования юбилея на «Авроре». Чернов не мог посоветовать боссу отказаться от вечеринки на крейсере, но то ли в шутку, то ли всерьез заметил ему: «Отведите мне кусок палубы...» Вейсберг на это предложение «перевернуть мир» рассмеялся.
Наконец впервые за несколько месяцев Чернов заполучил по-настоящему трудную, требующую настоящего творческого подхода работу. Ему предстояло не просто организовать сногсшибательную вечеринку, ему предстояло организовать «вечеринку навынос». «Вот оно!» – воскликнул он. «Вечеринка навынос»... При всем желании и помощи всех своих ассистентов и друзей он не смог бы придумать более простого, яркого и внятного названия предстоящему действию.
Ему было позволено побывать на месте, которое он снова сравнил со Сталинградом после одноименной битвы. Хотя пятиэтажки в военном городке были целы, однако порядком побиты дождем, ветром и солнцем. Да, лучшего антуража было не придумать. На фоне этих серых зданий, в которых уютно себя могли чувствовать разве что рабочие цементного завода или те же офицеры, должны будут прозвучать рваные, лестничным маршем уходящие вниз строки:
Я знаю – город будет,
Я верю – саду цвесть,
Когда такие люди
В стране российской есть.
И на импровизированную сцену выйдет сам волшебник – в черном вечернем костюме, с бокалом шампанского... Впрочем, никакой сцены, никаких декораций. Лучшего антуража, чем есть, придумать было нельзя.
Взгляд Юрия Чернова поднялся с первого этажа пятиэтажного дома, где временно расположились охранники военного городка, до последнего, зацепил крышу... и поднялся еще выше. И тут он понял, чего требовал от него ум, что будоражило его воображение. Он тут же позвонил своему помощнику – Александру Гурвичу. Дожидаясь ответа, он все смотрел в небеса, как будто мог увидеть пятнышко в его кристальной чистоте. В голове всплыл короткий диалог между ним и Вейсбергом: «Сколько денег я могу израсходовать на торжество?» – «Ну, милый мой, так вопросы не ставят... А вообще можешь израсходовать значительную часть моего бюджета». Что же, Вейсберг ответил в стиле заданного вопроса.
Наконец в трубке раздался голос Гурвича:
– Да, Юрий Петрович.
Чернов невольно повел головой и поежился. Скорее всего, подумал он, нечаянно нажал на клавишу громкой связи, поскольку голос помощника прозвучал с эффектом присутствия.
– Саша?
– Да, да, Юрий Петрович.
Он обернулся. И беззлобно выругался. Он звонил Гурвичу, думая, что тот в офисе, тогда как взял его с собой на место организации мероприятия, посвященного приобретению военного городка. Они приехали на «БМВ». Вдвоем. За рулем сидел сам Чернов.
«Черт, – снова ругнулся он. – Я слишком увлекся этим проектом и даже не замечаю никого вокруг себя». И тому была очевидная причина. Этот проект мог стать очень значимым, самым любимым и неповторимым в его жизни, и повторить его будет невозможно. Этот проект засасывал его в свою пучину, но он не боялся «адской работы» – это и была его жизнь. Плюс наитие, внушение свыше – как предвидение будущего: ничего подобного никто и никогда не увидит, как никто не сможет это повторить. Что-то еще туманное будоражило его воображение, но Чернов упорно отмахивался от него. Он был из тех людей, которые были способны остановиться, выбрав для этого оптимальное время.
