– Слышишь, слюнявый, исчезни, не мешай человеку работать, – вмешался Комбат, оттесняя наглеца от малость струхнувшего Валеры.
Молодой человек смерил Бориса тяжелым взглядом и посмотрел на «форд».
– Это че, твоя колымага? – миролюбиво спросил он.
– Да, – подтвердил Рублев.
– И ты на ней ездишь?
– Да, – еще раз сказал Комбат, немного удивляясь такому интересу.
А ларчик просто открывался. Борис слишком решительно дал отпор братку. С точки зрения молодого человека, это могло произойти в двух случаях: либо его противник чувствует за собой силу, либо он просто дурак. Вот браток и сбавил обороты, затеяв расспросы насчет «форда». Человек влиятельный, имевший солидную поддержку, не мог ездить на такой развалюхе. Стало быть, противник – обычный лох, который сам напрашивается, чтобы его хорошенько проучили.
С лица молодого человека как ветром сдуло благодушное выражение.
– Ты что там на меня вякнул, козел! – прошипел он, отводя руку для короткого удара.
Браток видел перед собой обычного мужчину немного старше средних лет. Ему и в голову не могло прийти, что его противник много лет командовал десантно-штурмовым батальоном.
– Будешь знать! – выдохнул он, ударяя Комбата в живот.
– И что же я должен знать? – спросил через несколько секунд Комбат.
За это короткое время успело произойти довольно много событий. В-первых, Борис успел блокировать вражеский удар. Во-вторых, он мощно ткнул братку коленом в промежность. И в-третьих, небрежным толчком уронил скорчившегося молодого человека на бетонный пол.
Вопрос Рублева долго оставался без ответа. Комбату надоело ждать. Он ухватил братка за шиворот, легко поднял его, подтащил к выходу и пинком отправил в свободный полет.
– А то бы лежал здесь, мешал тебе сосредоточиться, – пояснил он Валере.
Тот быстро нашел причину поломки. Диагноз мастера не радовал. Комбату приходилось ждать несколько дней. На общественном транспорте Борис отправился домой. Как обычно, он поднимался по лестнице на свой шестой этаж. Ему навстречу сбегала девушка. Рублев знал ее еще девочкой, но теперь она выросла, стала крупной девушкой, немного угловатой и нескладной. О таких в народе говорят «пацанка».
– Здравствуйте, Борис Иванович, – поприветствовала девушка Рублева.
– Здравствуй, Света, – ответил Комбат и стал подниматься дальше.
– Борис Иванович! – вдруг услышал он.
– Да, – отозвался Рублев.
– У вас есть немножко свободного времени?
– Найдется.
– Давайте зайдем к нам, мне очень надо с вами поговорить. Вы не бойтесь, мама ушла.
– А я не боюсь, – ответил Борис, немного греша против истины.
Мать Светланы, еще довольно симпатичная женщина, положила глаз на Комбата. А какой бы одинокой женщине не приглянулся высокий, статный и к тому же хозяйственный мужчина. Вот она и пыталась под разными предлогами завязать с ним общение. То кран ей надо починить, то шкаф передвинуть. А в качестве ответной благодарности угощала Бориса разными вкусностями домашнего приготовления и несколько раз порывалась убрать у него в квартире. Комбат, упорно избегавший брачных уз, старался поменьше контактировать с настойчивой дамочкой.
– Раз не боитесь, очень хорошо! Заходите! Понимаете, дядя Боря, у меня нашелся отец!
– Поздравляю! Радостное событие. Как говорится, лучше поздно, чем никогда.
– И мой отец оказался очень богат. У него были миллионы долларов.
– Почему «были»? Твой отец внезапно разорился?
– Нет, он умер.
– Я тебе искренне сочувствую. Наверное, это очень тяжело, найти своего отца и тут же его потерять.
– Честно говоря, дядя Боря, я не сильно переживала. Это в мелодрамах отец после многолетнего отсутствия возвращается из дальних странствий или из тюрьмы, куда был несправедливо посажен, и дети ему ужасно рады. А мой отец жил поблизости, в этом же городе, и ни разу не удосужился со мной повидаться. Разве я могла любить такого отца!
– Да, я тебя понимаю, – сказал Борис, хотя в его голосе не чувствовалось уверенности.
– Но я хочу поговорить о другом. Понимаете, дядя Боря, отец собрал нас перед смертью, всех своих детей, троих родных и пятерых незаконнорожденных.
– Надо же, шустрый у тебя был папаша, везде поспел! – не сдержался Комбат.
– И не говорите, сама удивилась. Так вот, хотя раньше отец нас знать не желал, во время болезни с ним что-то случилось, и он решил разделить свои миллионы поровну всем детям. То есть не всем, а тем, кто найдет завещание. Он их написал восемь штук, на каждого из нас, и запрятал.
– Далеко?
– В разных местах. У кого-то в Африке, у кого-то на Кавказе. У меня – в Сибири. Понимаете, дядя Борис, я – девушка, мне страшно одной бродить по глухой тайге в поисках завещания, мне нужен попутчик. Я пыталась уговорить своего парня, но он отказался. Испугался. Дело в том, что один человек, чье завещание спрятали в Москве, погиб, когда занялся его поисками. Я должна честно предупредить вас об этом.
– Из твоих слов я догадываюсь, что ты наметила меня в качестве попутчика.
– Очень бы хотелось, дядя Борис. Вы – бывший военный, сильный и мужественный. Генка нам рассказывал, как вы отбили его у целой банды хулиганов.
– Ну уж и банда! Толпа обычной дворовой шпаны, разогнать которую не составило труда.
– Вот, обычный человек их за версту обходит, а вас они сами после того случая как огня боятся. С вами, Борис Иванович, мне ничего не страшно. А если мы найдем завещание, я вам заплачу миллион долларов за помощь.
– Миллион! – Комбат едва заметно усмехнулся.
Знала бы эта девочка, что несколько раз ему стоило только руку протянуть, и в ней оказалась бы сумма побольше миллиона.
– Ты, чем миллионы сулить, лучше с матерью поговори. А то она начнет меня чихвостить за то, что отвез ее дочь на съедение медведям. Оно мне надо?
– Уже.
– Что «уже»?
– Переговорила. Если честно, я ей сказала, что в любом случае туда отправлюсь, с вами или без вас. Теперь она готова сама вас просить, чтобы вы со мной поехали.
– Ты хитрая, – улыбнулся Рублев. – И ты права, отпускать тебя одну в тайгу нельзя категорически!
Глава 17
У матери была заначка. То есть самих денег Владимир не видел, но в факте существования заначки был уверен почти на сто процентов. Сам он денег никогда не копил, а лишь безмятежно тратил, пребывая в уверенности, что отец даст еще. Теперь молодой человек искренне сожалел о собственном мотовстве, прикидывая, какая сумма сейчас у него могла быть, не делай он бессмысленных, абсолютно ненужных ему покупок, вызванных лишь сиюминутной прихотью. А с другой стороны, вроде жалко распродавать ставшие родными вещи, гораздо проще тряхнуть мать. Опять же, если начать активную торговлю собственным добром, может встрять Граф с его дурацкой принципиальностью. Типа для поисков завещания должно быть по двадцать пять кусков зелени на рыло и ни центом больше.
