— В квартире, кроме нее, никого больше нет. Элегантный
обратился к охраннику дома:
— Виктор, можете возвращаться на пост. Мы тут сами уже
разберемся. Спасибо за отличную службу.
— Не за что, Андрей Петрович, — направляясь к лифту, ответил
охранник. — Если понадоблюсь, зовите.
— Думаю, сегодня точно не понадобитесь, — сказал элегантный
и, закрывая за Виктором дверь квартиры, обратился к Далиле:
— Кто вы?
Она поспешно представилась:
— Я не воровка.
— Вижу, — нахмурился элегантный. — К тому же, здесь нечего
воровать. Деньги в квартире я не храню, а мебель и прочее чрезвычайно сложно
пронести мимо охраны. Так кто вы? — повторил он вопрос.
Далила озабоченно глянула на «кожаных», окруживших ее со
всех сторон, и предположила:
— Раз вы хозяин квартиры, значит, я разговариваю с Соболевым
Андреем Петровичем.
Элегантный отметил с иронией:
— Приятно, что вы знаете, в чей дом залезли. Да, я Соболев,
а кто вы? Хотелось бы наконец услышать.
Далила, снова озабоченно покрутив головой, посмотрела на
«кожаных» и призналась:
— Я и сама хотела бы вам это сказать, но не могу при
свидетелях.
«Кожаные» хором ей сообщили:
— Мы не уйдем.
Соболев подтвердил:
— Мои телохранители не уйдут. Говорите при них. И поскорее.
В ваших же интересах.
— Если в моих интересах поскорее вам все рассказать, то в
ваших интересах, чтобы я помолчала, — туманно уведомила Далила.
Соболев насторожился:
— Почему?
Она пояснила:
— Во всяком случае, я не могу говорить до тех пор, пока не
узнаю, что здесь можно обо всем говорить. Пожалуйста, наклонитесь, я скажу вам
на ухо.
Соболев, помешкав, неуверенно и осторожно наклонился к
Далиле.
— Я от Веты, — шепнула она.
Отшатнувшись, он воскликнул:
— Мне нужны доказательства.
— Мы по-прежнему будем говорить при ваших телохранителях? —
удивилась она, окончательно оправившись от испуга. — Если хотите, обыщите. Могу
вам поклясться, у меня при себе только холодное оружие.
«Кожаные» резво подались вперед, но Далила им пояснила:
— Я говорю о ногтях и зубах.
Соболев наконец решился:
— Хорошо, приглашаю вас в кабинет.
В кабинете, погрузившись в кресло, Далила сразу спросила:
— Андрей Петрович, вы абсолютно уверены, что я могу
говорить? Вас не прослушивают?
Соболев, снисходительно взглянув на нее, с иронией произнес:
— Девушка, вы переоцениваете нашу дремлющую милицию.
— Я не девушка, — уточнила Далила.
— Беда-то какая! — шутливо ужаснулся Соболев и с сарказмом
осведомился:
— Могу я вам чем-то в этом помочь?
Она поразилась:
— Для человека, чья дочь обвиняется в двух убийствах, вы
чрезмерно игриво настроены.
Соболев, сердито поджав губы, твердо сказал:
— Моя дочь не виновна.
— Именно это я хочу доказать, — сообщила Далила.
— Сначала вы докажите, что на законных основаниях проникли в
мою квартиру.
Она потрясла связкой ключей. Соболев возмутился:
— Откуда у вас наши ключи?
— Мне дала их Вета.
— Зачем?
— Я не могу вам сказать.
— Тогда придется вас обыскать.
Далила вскочила:
— Только попробуйте!
Соболев задумчиво уставился на нее и спросил:
— Почему я должен вам верить? Вы проникли в мою квартиру,
шарили здесь…
— Хорошо, — прервала она, — я наберу номер, и вы сами
поговорите с Ветой. Пусть она вам расскажет.
— Давайте, набирайте, — согласился Соболев, и в этот миг
зазвонил его телефон.
Он достал из кармана трубку и, ни слова не сказав, с минуту
подержал ее возле уха. Выражение лица у него при этом было виновато-умильное.
Когда же он возвращал трубку в карман, вид у него был любезно-приветливый. Он
сказал:
— Все прояснилось.
— Звонила Вета, — догадалась Далила.
Соболев грустно кивнул:
— Она все объяснила. Извините за грубость и спасибо вам за
заботу.
Далила на всякий случай предупредила:
— Но фотографию я вам не покажу.
— А разве я вас об этом прошу? Не надо. И вообще, вы
свободны. Можете отправляться домой. Мои охранники вас проводят.
— Нет-нет, это еще не все, — запротестовала она.
Соболев удивился:
— Не все?
Далила выпалила ему обо всем, что произошло в этой квартире.
Он был сражен и растерян. С минуту сидел в задумчивости, забыв про Далилу,
очнувшись же, промямлил:
— Я вам не верю.
Она в доказательство выложила на стол трофей: кассету.
Рассеянно взвесив ее на руке, он признался:
— В моем доме это негде прослушать.
«И огорошила же я его, — изумилась Далила. — Сама не
ожидала. Память у бедняги отшибло. Я только что говорила про магнитофон».
— Ну как же, — ласково, как больному, сказала она, — в
комнате вашей младшей дочери есть старый магнитофон. Я на нем кассету
записывала.
— Ах да, — вспомнил Соболев. — Простите, что-то я не того…
Не закончив фразу, он сделал витающий жест вокруг головы.
— Отлично вас понимаю, — привычным приемом поддержала его
Далила, стремительно покидая кресло.
Соболев плелся за ней, словно робот. Казалось, происходящее
он плохо уже понимает.
Проследовав в детскую, они остановились у письменного стола.
Далила выдвинула ящик, решительно приподняла стопку тетрадей и показала на
пистолет:
— Вот!
Соболев издал вопль изумления.
Вставляя кассету в магнитофон, краем глаза она наблюдала за
ним, мысленно отмечая, что Соболев очень плохо держит себя в руках. Когда же
они прослушали то, что записалось на пленку, он осел на кровать младшей дочери
и, рассеянно поглаживая ладонью грудь в области сердца, промямлил:
