Потупившись, Левицкая тихо призналась:
— Были, но не совсем об этом, о том, зачем живу, о смерти…
Но в общем, были.
— Ясно.
Далиле опять стало стыдно.
«Пока я занимаюсь чужими делами, мои делать некому. Кто
поможет этой несчастной, если не я? — сердито подумала она, листая рабочий
журнал. — Вета жива и здорова, и папаша о ней позаботится, а я должна
позаботиться об этой Левицкой, пока бедняга еще жива».
— Значит так, Ирина Сергеевна, — деловито произнесла Далила,
— в ближайшие две недели у меня нет ни минуты свободной.
— Правда?
— Да, все расписано до конца месяца.
Левицкая приподнялась, собираясь покинуть кресло.
Далила поспешно добавила:
— Но я могу оставаться после работы. Вас устроит шесть часов
вечера?
Женщина облегченно вздохнула и даже улыбнулась:
— Конечно, устроит. Огромное! Огромное вам спасибо!
Она с таким жаром произнесла слова благодарности, что Далила
смутилась:
— Пока еще не за что. Заполните анкету и приходите завтра. Я
подумаю, чем вам помочь.
В дверь кабинета постучали.
— Войдите, — поморщившись от головной боли, воскликнула
Далила.
Вошел Матвей.
— Не помешал? — слегка смущенно улыбнулся он незнакомке и
тут же обратился к жене:
— Звонил домой, тебя нет, ехал мимо, решил заглянуть.
Далила изобразила радость:
— Правильно сделал. Я только что освободилась.
Она бросила взгляд на Левицкую. Та вскочила и робко
переминалась уже у двери, не решаясь выйти из кабинета без приказа Далилы.
Поймав ее взгляд, Левицкая покраснела и промямлила:
— Я вам не нужна?
— До завтра, Ирина Сергеевна, — любезно попрощалась Далила.
— До завтра, — прошелестела Левицкая и, покосившись на
Матвея, выскользнула из кабинета.
— Кто она? — спросил он.
— Еще одна несчастная.
— Почему несчастная?
— Потому, что счастливые ко мне не приходят. Матвей
частенько подтрунивал над профессией жены, не удержался он и на этот раз, с
усмешкой спросив:
— И в чем причина ее несчастий? Фригидность, конечно же. У
вас во всем виновата фригидность, если не импотенция.
Далила хотела раздраженно сказать: «Отстань, для шуточек ты
выбрал совсем неудачный день».
Однако, вспомнив, что вчера у них начался счастливый период,
она досчитала до пяти, проглотила таблетку от головной боли, отпустила мужу
шутливый подзатыльник и рассмеялась:
— Боже мой, как узко вы мыслите, господин профессор. Как
только в умнющей вашей головище уживаются гениальные математические формулы и
пошлые затертые мысли.
— Почему пошлые? — удивился Матвей. — Основанные на
жизненных наблюдениях. К тому же я книжек твоих начитался. Несчастная мадам
красивая, но непривлекательная, — начал он приводить аргументы, но Далила его
перебила:
— Ах, вот как! Ты находишь ее красивой?
— Ну да, черты лица правильные, симметричные. Как математик
я знаю: симметрия — залог красоты. К тому же, она сероглазая брюнетка,
сочетание редкое. Как думаешь, она не крашеная?
— По-моему, натуральная.
Удовлетворенный ответом, Матвей мечтательно повторил:
— Натуральная. А к этому еще и фигура.
— Что — фигура? Ты и это заметил?
— Как-никак я мужчина. Тридцатичетырехлетний. Ты сама
говорила, что в этом возрасте мужчины, глядя на женщину, видят ноги, бедра,
грудь, лицо и глаза.
Далила рассмеялась:
— Всего-то! Ноги, бедра, грудь, глаза и лицо! А что там еще
осталось? Чего мужчины не видят?
Матвей развел руками:
— Ну не знаю. Ты же у нас психолог, все узнаю от тебя. Я за
что купил, за то и продаю, а ты говорила что с 18 лет до 30 мужчины видят в
женщинах все, а с 30 до 40 только то, что я перечислил. Вот я ноги ее и
заметил, все, как ты научила.
— После сорока начнешь видеть еще и чулки, — морщась от
головной боли, пообещала Далила и ядовито добавила:
— Потерпи, ждать недолго осталось.
— Ты что, ревнуешь? — поразился Матвей. — Я же все не к
тому. Она мне совсем не понравилась.
— Что сразу в глаза и бросилось. Она так сильно тебе не
понравилась, что детально все в ней заметил: красивое лицо, и фигуру, и ноги, и
грудь. И все не понравилось. Все просто гадость.
— Перестань. Я к тому об этом сказал, что она неприятная.
Вроде все в порядке у нее, и бюст выдающийся, и ноги длинные стройные, в общем,
все как положено, но что-то не то. Сильно не то.
Далила с интересом посмотрела на мужа:
— Да-а?
Он с иронией подтвердил:
— Не правда, но истина.
— И как ты думаешь, что именно у нее не то? — спросила
Далила, поднимаясь из кресла, выходя на середину кабинета и разминая руками
плечи. — Ох, мышцы как устают.
Матвей посочувствовал:
— Еще бы, ты же весь день сидела.
Содрогнувшись, она подумала: «Знал бы ты, чем я весь день
занималась».
— Давай помассирую, — предложил Матвей.
Далила нахмурилась:
— Потом, дома. Лучше ответь на вопрос: как думаешь, что
именно в ней не то?
— То и думаю, что фригидная она дама. Мы, мужчины, терпеть
не можем холодных женщин.
— А как ты определил, что она холодная?
— Ну, по взгляду, по виду, я все же мужчина.
Матвей, озорно глянув на дверь, вплотную приблизился к жене.
— Я все же мужчина, — сцепив руки на ее все еще тонкой
талии, повторил он и с силой прижал Далилу к себе. — Я все же мужчина и могу
доказать это прямо сейчас.
Она уперлась ладонями в широкую грудь мужа и рассердилась:
— Прекрати, у меня болит голова. Нашел место.
— А чем тебе здесь не нравится? — удивился он, решительно
оттесняя жену к столу.
Далила оказала нешуточное сопротивление, прошипев:
— Перестань, а то я…
