— Ты бы умер от счастья, — заключила Далила и попросила:
— Ради меня, хоть немного еще поживи. Пусть не учат, ну ее,
алгебру.
— Да, ну ее, пусть не учат, — согласился Матвей. — Без меня
ты совсем пропадешь.
Он взял с журнального столика поднос с кофе и бутербродами и
поставил его на колени Далилы:
— Быстро лопай и собирайся. Даша уже звонила твоя. Пациенты
ее ругают, она отбивается. В офисе сущий ад.
— И ты торопишься меня в ад запихнуть?
— А что делать? В раю жить ты отказалась. Говорил же тебе,
дома сиди, дома.
— Дома сядем, но только вдвоем, — пригрозила Далила, жадно
откусывая от бутерброда.
— Правильно, — рассмеялся Матвей. — Мечта горожан сбылась.
Заработали по машине и хватит. Освободим рабочие места тем, которые еще
мечтают.
— Ладно, давай отойдем от темы. Лучше расскажи, как там
Левицкая? Чем она тебя потрясла?
— И не только меня. Всех.
— Вот видишь, как хорошо, что я не пришла, — сделав глоток
кофе, усмехнулась Далила. — Я не сулила тебе потрясений.
— И она не сулила, она потрясала. Пела романсы, блюзы и рок.
Плясала лезгинку, шейк… Да что она только не плясала. Читала стихи. А как она
на рояле играла! — восхитился Матвей.
— Только глаза, пожалуйста, не закатывай от восторга. Я
поверю и так.
— Тогда поверь и в то, что я ошибся. Она не фригидная.
— Даже так! Ты и это о ней уже знаешь! Да, мой подарок явно
тебе понравился. Теперь и я это вижу.
— Ты злишься? Я ее проводил домой, не более. Она мне так
помогла. Даже официанты от нее прибалдели. Но я не прибалдел. Я всего лишь ее
проводил, чтобы не заблудилась.
Далила отставила поднос в сторону и сообщила:
— А вот теперь я действительно злюсь. С проводами ты
переборщил. Левицкая будет думать, что мой муж ловелас.
Матвей изумился:
— Я? Ловелас? Всего-то разик ее поцеловал!
— Иди ты к черту! — рассмеялась Далила. — Знал бы ты, какой
ужасный день я вчера пережила…
В горле у нее запершило.
— Вчера из-за меня погибла девочка, — прошептала она, из
последних сил сдерживая слезы. — А я выгораживала убийцу. Да еще перед кем,
прямо перед ошалевшим от горя отцом. Какой я после этой ошибки психолог?
Матвей сочувственно предложил:
— А ты мне все расскажи, легче станет.
— Нет, нельзя. Разрыдаюсь.
— Тогда не рассказывай, правильно, — согласился Матвей. —
Потом как-нибудь, когда все уляжется.
Взглянув на часы, он заспешил:
— Извини, мне пора. Посуду в раковину отправишь?
— Отправлю, — кивнула Далила. — И передавай привет своим
дурам-студенткам.
— Среди моих студенток дур нет! — крикнул Матвей, уже
убегая.
— Зато твоя жена настоящая дура, — со вздохом заключила
Далила, но муж ее уже не услышал.
Спустя несколько дней ее трагический вывод опять
подтвердился. В кабинет Далилы неожиданно ввалилась Елизавета и выложила на
стол газету:
— Почитай, какие ужасы творятся в нашей стране. Только не
вздумай расстраиваться.
Совет хороший, но к нему нужен еще совет, как им
воспользоваться. В статье пересказывалась история Веты Соболевой с неожиданным
для Далилы концом. Убийца Миронова Анастасия признала свою вину и выбросилась
из окна.
В ушах Далилы зазвучали слова Андрея Петровича Соболева:
«Она сумасшедшая. Боюсь, ее придется не судить, а лечить».
Елизавета спросила:
— О чем призадумалась?
— Да как-то бессмысленно это. Убивала всех, убивала, а потом
из окна сиганула.
— Думаешь, папашка Веты помог Насте из окна выпорхнуть?
— Нет, Соболев вряд ли на это способен, — возразила Далила.
— А как Настя признала свою вину? В статье об этом ни слова.
Елизавета пожала плечами:
— Точно не знаю, но вроде письмо Настя оставила.
— И что в том письме?
— Письма я не видела, но Соболев мне сказал, что она
написала: «Я во всем виновата». Он очень был зол на «журналюг». Негодовал, как
посмели его семейное горе превращать в дешевое шоу. Собрался судиться с
газетой.
— Ты с ним общаешься? — удивилась Далила.
— Нет, он сам позвонил, сказал про письмо, жаловался на
газету. Это было так странно. Я сама удивилась. Мне казалось, что я ему не
понравилась.
Далила поняла, что отец Веты не Елизавете звонил, он с ней,
с Далилой, таким хитрым образом разговаривал. Спорил с ней. Зацепила она его
своей верой в безгрешность Насти. Выгораживая убийцу дочери, оскорбила.
Обидела.
Ей и самой было обидно, что так жестоко она обманулась,
ошиблась. Если бы просто ошиблась — ее провели, одурачили. Внутри зрел протест,
рождающий в ответ желание кого-нибудь обвинить в своей неудаче. В неудаче,
которую категорически признавать не хотелось. Такое вот сложное чувство. Не
имела права Настя становиться убийцей. Признав свою вину, Миронова взорвала
веру Далилы в себя, в свой ум, в свою логику, в свою компетентность.
— А я все равно не верю, что убийца — Миронова, — упрямо
прошептала она.
— И правильно делаешь, — поддержала подругу Лиза. — Тебе не
в чем себя винить. Ты действительно для Веты старалась. Всех подозревала, даже
меня.
— А ты откуда знаешь? — удивилась Далила.
— Во-первых, я поняла, что ты увидела мои документы. Я
оставила бумаги свои на столе, а ты тогда сбежала. А потом, когда Галка ко мне
обратилась, ты грубо ее отругала, завопила: «Теперь все пропало, теперь я сама
туда ехать боюсь!»
— А Галка — трепло!
Елизавета ласково погладила подругу по руке и попросила:
— Пожалуйста, успокойся. Галка не виновата. Она за тебя
испугалась. А я скрытничала по старой привычке. Бизнес — сложная штука, чаще
лучше лишний раз промолчать. Зачем афишировать, что я знакома почти со всеми,
кто причастен к этой темной истории?
— Незачем, — хмуро согласилась Далила.
— Вот и я так посчитала. А ты забудь эту историю. В ней ты
была на высоте. Ты молодчина. И не занимайся пустым самоедством. Отец Веты,
кстати, тоже тебя хвалил. Он ведь избавил тебя от большой неприятности.
— Каким образом?
