Говорил он по-английски, спокойно, холодно, что поразило Валерию.
Когда она взглянула на герцога, он уже отвернулся и заговорил с кем-то из родственников.
Это казалось невероятным, но он, по-видимому, не узнал ее.
Валерия подумала, что, возможно, сейчас она действительно очень отличается от накрашенной и напудренной «мадам Эрар».
Потом всех пригласили к ужину, и герцог повел в столовую одну из гостей, какую- то маркизу.
За ужином Валерия сидела справа от него, но не рядом, а Тони, как новый гость герцога, — слева, поскольку мужчин было больше, чем женщин.
Валерия сидела между двумя молодыми людьми, своими дальними родственниками. Оба они весь вечер говорили ей цветистые комплименты, смешили ее и смеялись сами.
Однако она не смогла бы потом сказать, о чем они говорили.
Присутствие герцога заставляло трепетать каждый ее нерв.
Он сидел во главе стола, величественный и одновременно высокомерно-отчужденный. Примерно таким Валерия и представляла себе герцога де Лапара.
Но ей нужен был граф Рамон де Савен. Рамон, который целовал ее, который подарил ей чувства, о существовании которых она не подозревала. Рамон, который завладел ее сердцем.
Она думала, что ничто уже не сможет взволновать ее сердце, пока в салоне не появился герцог де Лапар, который, увы, не был ее Рамоном.
«Он меня не узнает, — думала Валерия, — а если бы узнал, то пришел бы в ужас от моего поведения».
Она не представляла себе, как выдержит целую неделю пребывания рядом с ним.
Ей казалось, что единственный выход — придумать какой-нибудь предлог и поскорее вернуться в Англию. Но Валерия понимала, что в таком случае не только семья герцога, но и ее брат потребуют объяснений.
«Что же мне делать?» — думала Валерия, пока оба ее соседа пытались развлечь ее или даже вызвать на спор, посмеиваясь над англичанами.
Наконец ужин кончился. Все покинули столовую и перешли в другой салон.
Рядом с ним находилась комната для игры в карты. В ней стоял также большой прекрасно освещенный стол для игры в бильярд.
Один из молодых людей тут же предложил Тони сыграть с ним, и брат с готовностью принял вызов.
Более пожилые гости сели играть в бридж. В комнате имелась даже небольшая площадка для игры в кегли. Герцог предлагал своим гостям выбрать ту игру, которая доставила бы им наибольшее удовольствие.
«Интересно, что он предложит мне?» — подумала Валерия и тут же услышала:
— Я хочу, леди Валерия, показать вам то, что, мне кажется, вас заинтересует.
Тон его был таким же холодным и отчужденным, как в тот момент, когда их представляли друг другу.
Герцог и Валерия прошли обратно в салон, затем вышли в коридор, обставленный так, что это сделало бы честь любому музею. На стенах висели портреты членов семьи де Лапар, принадлежащие кисти великих мастеров своего времени.
Но Валерия сейчас не могла думать ни о чем, кроме того, что Рамон рядом с ней. Ей хотелось дотронуться до него, чтобы убедиться, что это не мираж.
Герцог отворил дверь, и они оказались в очень красивой комнате, которую Валерия еще не видела.
Мебель в комнате была скорее удобной, чем классического образца, часть комнаты занимал письменный стол.
Герцог подвел девушку к противоположной от входа стене, на которой висели четыре картины.
— По-моему, вы хотели их видеть, — сказал он.
Валерия не сразу поняла, почему Рамон решил показать ей эти картины. Потом она увидела, что перед ней полотна импрессионистов. Манера, в которой они были написаны, не оставляла сомнений на этот счет: сверкающие краски, удивительный свет, полное отсутствие черного цвета.
— Вот эти две картины, — произнес герцог, — принадлежат кисти Моне. Эту написал Сислей, а эту — Дега. Ведь вы, «мадам Эрар», хотели их видеть!
Валерия ахнула.
— Так вы… узнали меня! — вырвалось у нее.
— Я не слепой! — сухо ответил герцог.
Наступило молчание. Потом Валерия спросила:
— Вы… очень… шокированы?
— Дело не в этом. Но я очень сердит на вас за то, что вы уехали, не сказав мне ни слова!
Валерия вздрогнула. В его тоне прозвучало такое осуждение, что ей оставалось только оправдываться.
— Простите… мне… ужасно жаль, что… так получилось. Но Тони попал в беду… и нам… пришлось уехать.
— Насколько я понимаю, чуть ли не ночью?
— Откуда… вы узнали?
— Когда я заехал за вами в гостиницу в половине первого и не застал вас, я не мог поверить, что вы уехали, даже не оставив мне записки, просто исчезли.
— Мы… все равно должны были это сделать, — ответила Валерия с отчаянием в голосе.
— Почему?
— Потому что Тони… хотел иметь в своем распоряжении два лишних дня, чтобы… посмотреть канкан в «Мулен-де-ля-Мер».
— Это одно дело, — возразил герцог, — но мне казалось, что наши с вами взаимные чувства — это нечто другое?
— Это правда, но… откуда же я могла знать, что вы… так же, как я… выдаете себя… за другого человека?
— Рамон — одно из имен, данных мне при крещении, — ответил герцог, — а граф де Савен — один из моих титулов.
Валерия не смела взглянуть на него. Она только тихо проговорила:
— Если б я не… притворилась женщиной… вдовой… я не смогла бы пойти с Тони в «Мулен» и вынуждена была бы сидеть одна в номере.
— Это я понимаю, — сказал герцог. — Но в таком наряде вы вполне могли попасть в весьма неприятную историю. Неужели вы не подумали об этом?
— Я… не ожидала этого, — призналась Валерия. — Я и подумать не могла, что какой-то мужчина… способен вести себя… как этот испанец. Но вы спасли меня!
— Меня могло там не быть! И тогда Бог знает, что бы случилось с вами!
Тон его был столь суров, что Валерия жалобно воскликнула:
— Вы ведь не расскажете об этом папе! О, прошу вас, пообещайте мне, что не расскажете.
Он молчал, и она повторила снова:
— Пожалуйста… обещайте мне это! Если папа узнает, он очень рассердится… на нас с Тони!
— А если я пообещаю, что вы тогда предпримете в отношении нас с вами?
Валерия безнадежно махнула рукой:
— Тони вас не узнал… Он ведь видел вас лишь однажды. Когда мы вернемся в Англию… вы… забудете меня.
Валерия подумала, что она-то никогда не сможет забыть его, что бы ни случилось.
Все это время они по-прежнему стояли у полотен импрессионистов, но герцог смотрел на нее, а она все не смела встретиться с ним взглядом и надеялась только, что он сдержит слово и не расскажет отцу о них с Тони.
