Заметив уличающий жест Далилы, Верховский поспешил пояснить:
— Мы по-прежнему монолитом дружили, но с Замотаевым у меня
был общий бизнес тогда. С ним я виделся чаще, он чаще и помогал. Кстати, Пашка
допомогался: в результате он на моей Наташе женился, на сестре. Теперь и она
Замотаева. Вы ее знаете. Она меня к вам и направила.
— Да-да, мы одноклубницы с вашей Наташей, — подтвердила
Далила.
Верховский смущенно признался:
— Если честно, я упирался, к вам идти не хотел, но Наташа
моя… Короче, заставила.
— Отчего же идти не хотели? — с легкой усмешкой
поинтересовалась Далила, заранее зная ответ.
Русский мужчина консервативен, он плохо следует моде
содержать в чистоте свою душу, он не верит в психологов. Соответствуя русской
традиции, он сам стрессы и топит, а не лечит последствия стрессов.
Стрессы, правда, не тонут — тонет русский мужик.
Однако это ему безразлично, потому что он пьян и доволен. А
до того, что утром ждут его новые стрессы, нет ему дела. Он и новые стрессы
будет топить.
Далила много раз слышала от мужчин: «Зачем мне психолог? Я
сам себе доктор. Рюмашку-другую накатишь, и все стрессы будто рукой сняло».
— Почему вы не хотели обращаться к психоаналитику? —
повторила она вопрос, ожидая традиционного ответа.
— Да как-то неловко, — не обманул ее ожиданий Верховский. —
Здоровый мужик, а словно девица должен вываливать проблемы на женщину.
Далила напомнила:
— Для вас я не женщина, я психолог.
— — Да хоть и психолог. Чем мне психолог поможет?
Машеньку никто не вернет. Значит, и от боли никто меня не
излечит.
Далила спорить не стала, она дипломатично сменила тему.
— Странно, — сказала она. — Вашу сестру, Наташу Замотаеву, я
год уже знаю, но она никогда не упоминала о Маше.
— А что тут странного? — удивился Верховский. — Гибель
Машеньки всех потрясла. Несколько лет все жили в шоке. Наташа очухалась только
тогда, когда Пашка на ней женился. Ей врачи строго-настрого запретили о
Машеньке говорить. Даже думать о Маше запретили. Я, мужчина, и то не могу
пережить это горе, а уж Наташа моя и подавно. Она сидит дома, без дела, одна. Я
хоть на дела отвлекаюсь. В последние годы мой бизнес наладился, я за границу
подался и вроде начал беду забывать, а в Питер вернулся и снова расклеился.
— На что вы жалуетесь? — осторожно спросила Далила, не
слишком рассчитывая на ответ.
Верховский вздохнул, сделал длинную паузу и нехотя произнес:
— Как тут скажешь? Нервы ни к черту, бессонница. Но если
чудом засну, сны тогда мучают. Сон, впрочем, снится один и тот же. Его я вам
уже пересказал.
«Жуткий сон», — мысленно содрогнулась Далила и осторожно
спросила:
— Вы лечились?
— У каких врачей только не был, — отмахнулся Верховский. —
Никто не помог. Процедуры, таблетки меня не берут. Да и какие, к черту,
таблетки, страдаю-то я от бессилия. Вылечусь, когда придушу гада своими руками.
Эх, знать бы, кто он, Машин убийца, увидел бы в жизни смысл. А до тех пор, пока
не узнаю, так и буду себя изводить.
— У Маши были неприятности?
— Неприятности?
Верховский призадумался, а потом решительно сказал:
— Нет.
И опять призадумался:
— Правда, незадолго до смерти с ней история вышла. Она в
мелкой редакции подрабатывала, так, ради интереса, проба пера. Редактор ее
попросил подыскать подешевле офис, старый они не тянули. Маша нашла, а офис
оказался квартирой чужой. Мошенники Маше попались, обманули ее. Вот и все
неприятности. Больше, кажется, не было. Не знаю, во всяком случае, я не
замечал.
— Но с чего вы взяли, что Машу убил мужчина?
Кстати, как вы сами объясняете ваш навязчивый сон?
Надеюсь, не потусторонними силами. Уверяю, душа покойницы
здесь ни при чем.
— Да знаю я, — мельком взглянув на часы, ответил Верховский.
— Сон всего лишь плод реконструкции тех событий. Когда я в тот страшный день
вошел в нашу квартиру, сразу понял: Маша ждала мужчину.
— Почему?
— Принарядилась, подкрасилась, стол накрыла, пирог испекла.
Что тут можно подумать? Не подругу же сестренка ждала.
— Да-а, — задумчиво пропела Далила. — Похоже, и в самом деле
мужчину.
— В том-то и дело, — рассеянно откликнулся Верховский, снова
взглянув на часы.
— Одно дело пригласить в гости мужчину, а другое дело его
любить. Ваш сон говорит о сильной любви.
Почему вы решили, что Маша была влюблена?
— Как — почему? — воскликнул Верховский и надолго замолчал.
Было видно, что он абсолютно в этом уверен, но не знает, как
объяснить.
— Да слишком непохоже все это на Машу, — наконец сказал он.
— Маша скромной и умной была, а тут какие-то смешные супермодные тряпки. Ну,
знаете, из тех, про которые говорят «прикид». Потом выяснилось, что она их
взяла у Морковкиной. Марина Морковкина слывет обольстительницей, это если
культурно выразиться. Как мужчине, мне очевидно: кому-то Маша хотела
понравиться. Уж очень она старалась.
Далила подалась вперед:
— А Морковкина не знает кому?
Верховский обреченно махнул рукой:
— Ничего эта шлындра не знает!
— Шлындра?
— Противная девка она, эта Морковкина. Маша с ней не очень
дружила. Морковкина подруга Наташи.
Никчемная девка, пустая Знаете ли, из тех, что гоняются за
богатенькими женихами. Затесалась в нашу компанию… Ну да дело не в ней…
Далила его перебила — А почему в вашем сне Маша подарка
ждала? — поинтересовалась она — В свой день рождения Маша погибла. День был
будний, но дата серьезная, совершеннолетие как-никак. Вечером в ресторане
отмечать собирались, но Машка не дожила.
Верховский еще раз взглянул на часы и виновато воскликнул:
— Простите, но я спешу! В Питер приехал не только сестру,
друзей повидать, но и по делу. Видите сами, никто мне не поможет. Я лучше
пойду.
— Хорошо, — согласилась Далила, — я вас не держу, но зря вы
в науку не верите. Именно в вашем случае можно и должно помочь душе излечиться.
В ответ Верховский вздохнул. Не обращая внимания на его
громкий скептический вздох, Далила продолжила:
— Согласна, горе никогда не забудется, но восприниматься
будет значительно здоровей. Жизнь нас делает мудрыми.
