Меня передернуло: о чем мы говорим? Соседи там просыпаются,
труп разлагается, а мы мелем всякую чушь.
— Так ты поможешь мне или нет? — воскликнула я и задала
законный вопрос:
— На кой ляд тогда мне подруги?
— А я что, единственная твоя подруга? — опомнилась вдруг
Гануся. — Попроси Нинусю.
— Ты финансист, — брякнула я.
— А Нинуся психолог.
— Ну сама посуди, зачем трупу психолог?
— А финансист трупу зачем?
— Финансист нужен мне, а не трупу, — сочла нелишним я
пояснить. — Мне нужна твоя трезвость ума! Ты можешь представить реакцию
романтичной Нинуси? Она тут же бухнется в обморок, если раньше от разрыва
сердца, бедная, не умрет. Хватит плодить трупы. Ты финансист, а потому
правильно смотришь на жизнь. Тоже мне, сообразила, кого предложить. Нинусю!
Гануся осознала свою вину и дрогнула.
— Ой, не знаю, куколка, — вздохнула она. — Вижу, и в самом
деле, кроме меня, тебе не на кого положиться. Но с другой стороны, я боюсь
мертвяков. И карьера моя… Куколка, ты честно признайся, точно не имеешь к этой
девице никакого отношения?
— Кроме того, что мы похожи друг на друга как две капли
воды! — воскликнула я и с чувством перекрестилась.
Гануся сразу поверила.
— Ладно, ты сирота, надеяться тебе действительно не на кого.
Никого нет, кроме подруг. Я помогу тебе вытащить труп, а ты мне за это…
Гануся ушла в себя.
— Родненькая, все что хочешь, только быстрей, труп там не
просто лежит, он разлагается, — с жаром взмолилась я.
— А ты мне — свою лисью шубу, — не растерялась Гануся.
Я взвилась:
— Разве можно так бесчеловечно пользоваться чужим горем?!
— Я рискую целой карьерой, а тебе жаль какую-то старую шубу!
— Ничего себе, старую! Ей нет и трех лет! Люди к этому
возрасту только-только говорить начинают!
Согласитесь, резонное уточнение.
Но не для Гануси.
— А шубы к этому возрасту начинают облезать, если их носить
в дождь, — парировала она.
— Ладно, шуба твоя, — горько вздохнула я. — Только куда тебе
моя лисья шуба?
— Это уж забота моя, — возликовала Гануся. — Буду худеть,
теперь появится мощный стимул.
— Очень рада, что есть польза и от меня, — горюя, сказала я
и предложила:
— По коням?
— У меня кобыла, — рассмеялась Гануся, и мы помчались в ее
гараж.
Глава 10
Мы выкатили «Оду» Гануси и понеслись.
И чем ближе подъезжали к моему дому, тем хуже становилось
Ганусе. Она так откровенно дрейфила, так часто вытаскивала трясущимися пальцами
сигареты из пачки и так безбожно дымила, что я невольно порадовалась
расставанию с шубой.
Теперь только шуба спасала меня от трупа в квартире. Я
хорошо изучила Ганусю: если ей чего-то захочется, она готова на все.
Транспортировка голого трупа не есть подвиг в сравнении с тем, на что способна
Гануся.
Как я и предполагала, у лифта она взяла себя в руки и
категорично изрекла:
— Отдашь мне к шубе и сапоги.
— Какие? — насторожилась я.
— Французские.
Нет, это грабеж среди белого дня! Такое услышать от лучшей
подруги! Кто она после этого?
Правильно вы подумали.
— Хорошо, — скрепя сердце ответила я, — но мои сапоги тебе
на два размера малы.
— Не правда, как раз впору.
Я решила не злить Ганусю — в гневе она страшна.
— Бог тебе судья, — вздыхая, сказала я, — сапоги так сапоги,
и хватит. Умерь аппетит, иначе будет два трупа.
— Не жадничай, — добродушно хихикнула Гануся, предоставляя
мне возможность первой выйти из лифта. — К сапогам добавь и юбку.
— Какую?
— Из кожи. Иначе зачем сапоги?
Гануся права: во французских ботфортах, кожаной мини-юбке и
лисьей шубе до пят (которая нараспашку) я выгляжу «офигенно».
Если хорошенько накрашусь.
Если нет на лице приличной косметки, ничего меня не спасет:
бледная кареглазая поганка, «украшенная» легкой косинкой.
Все это ужасно даже в шубе с ботфортами!
Но вернемся к моей беде. Впрочем, в том, о чем шла речь
перед этим, тоже радости мало.
Так вот, на этот раз я тщательно закрыла дверь, а потому на
ходу достала ключ и только было собралась вставить его в замочную скважину, как
обнаружила, что дверь снова открыта.
— Нет, пора снимать этот бесполезный замок! — возмущенно
воскликнула я, влетая в квартиру.
— Зачем? — испугалась Гануся.
— Будто есть в нем смысл, если сам он себе хозяин: закроешь
— открыт, оставишь открытым — закрыт.
Не слушая меня, Гануся метнулась в гостиную, в спальню, в
зеленую комнату, в кухню и, пока я мучила дверь, успела вернуться обратно. Вид
у нее был… Короче, малообещающий вид.
— Ну, е-мое! — гневно прогремела она. — Ты, куколка, вижу,
решила поиздеваться над своей лучшей подругой! Ха, в шесть утра! Другого
времени не нашла для шуток?
— Нет, а что произошло? — заискивающе пискнула я, почуяв
неладное.
— Где твой труп?
Чтобы определить, что труп снова пропал, не было
необходимости метаться по всей квартире: я оставила его в коридоре. И там трупа
не было.
Я села, где стояла (то есть на пол), и схватилась за сердце
рукой.
— Гануся, — выдавила я из себя, — на кухне в аптечке должно
быть лекарство от нервов, оставшееся от мужа. Налей побольше в стакан и
принеси.
Моя подруга педантично заметила:
— Там много его лекарств. Как называется? Я рассердилась:
— Понятия не имею. Можешь спросить у моего бывшего мужа.
Пока я пребывала в прострации, Гануся — вот она,
финансистская жилка! — именно так и поступила: позвонила моему бывшему мужу,
спросила, как называются все лекарства, которыми он спасал от меня свои нервы,
после чего накапала необходимую дозу. И все это не спеша, с расстановкой,
сосредоточенно.
Я все это время сидела на полу в коридоре напротив двери в
гостиную и тупо смотрела на таджикский ковер, который Гануся доверчиво считала
персидским.
