Тонкий внимательно, сузив глаза, посмотрел на меня и
рявкнул:
— Разберемся. Пойдем.
— А сумка? — разволновалась я.
— Сумка тебе не понадобится, — презрительно бросил Тонкий.
У меня снова возникла потребность посетить туалет.
* * *
Тонкий привез меня в трехэтажный дом, очень красивый,
утопающий в зелени. Там, совсем как в шпионских фильмах, в плетеном шезлонге
сидел мужчина в плавках и с бокалом в руке. Действие происходило у громадного
бассейна: в неестественно голубой воде плавали экзотические рыбы. О прочих
прибамбасах и рассказывать не хочу. От великолепия я не обалдела, но гордость
моя (четырехкомнатная квартира в центре Питера) показалась убожеством. Да что
там я со своей квартирой — даже высокопоставленный старик (друг бабули) со
своей роскошной дачей выглядел нищим на фоне этого дворца с бассейном. А он все
же, не хухры-мухры, крупной державы идеолог и все такое прочее. Кто же тогда
этот, в плавках?
Пролетарская гордость меня спасла. Я всеми способами
демонстрировала, что все эти буржуазные навороты меня не колбасят: скучны они
мне до безобразия.
Мужчина с бокалом уставился на мои ноги, стертые в кровь, и
лениво спросил по-английски:
— Как ты собираешься все это объяснять?
А Тонкий подкрался к нему и с подобострастием шепнул что-то
на ухо.
— Вы о чем? — демонстрируя независимость, небрежно бросила
я, мысленно опасаясь наделать от страха в штаны.
Тонкий, зараза, не пустил-таки меня в туалет.
Демонстрация моей независимости подействовала на мужчину в
плавках странным образом: в нем проснулась галантность. Он указал жестом на
стул и задумчиво произнес:
— Присаживайся пока.
Меня передернуло: стул был хуже расстрела. Я испуганно
осведомилась:
— Можно, я лучше в кресло?
— Как хочешь, — удивился мужчина.
От его цепких глаз не скрылась моя реакция. Пришлось ему
рассказать о ночном приключении.
Мужчина с бокалом, немало потешившись, мазнул взглядом по
Тонкому и спросил:
— Где вы нашли эту дуру?
— Было сложно, но мы старались, — с ужасным акцентом
прошелестел Тонкий.
На лужайке перед бассейном вдруг вырос Седовласый, читавший
в самолете проспекты.
— Почему ты помешала совершить выстрел агенту? — спросил
мужчина в плавках, кивая на Седовласого.
Пришлось поправку внести:
— Книга, не я.
Тонкий прикрикнул:
— Это неважно, отвечай на вопрос.
— У меня два ответа, — нехотя проворчала я.
— Давай оба, — усмехнулся мужчина в плавках.
— Первый ответ: я не знала, сэр, что это агент, он не
представился. Второй ответ: не было уверенности, сэр, что агент хоть как-то
умеет стрелять.
Мужчина в плавках хихикнул:
— Что, так плохо держал в руке пистолет?
— Хуже некуда. Для пользы нашего общего дела, сэр, я
прикинула: будет лучше, если террорист увидит мое хорошее к нему отношение и
оценит его.
— Но он не оценил. Как думаешь, почему? — поинтересовался
мужчина в плавках.
Я пожала плечами:
— Сэр, чужая душа — потемки.
Мужчина в плавках кивнул, сделал глоток из бокала и
обратился к Тонкому:
— Девчонка круглая идиотка. Уверен, отношения к террористам
она не имеет. Связаться с ней может лишь такой придурок, как ты.
Тонкий с поклоном угодливо осведомился:
— Может, заменим ее?
Мужчина в плавках отмахнулся опустевшим бокалом:
— Теперь уже поздно. На переправе коней не меняют.
В этом месте почему-то захотелось внести поправку: мол, я не
конь, а скорее кобыла, так что можно и заменить. Но я и рта раскрыть не успела,
как мужчина в плавках грозно скомандовал:
— Приведите в порядок ТО, что есть, и пусть работает ЭТО,
раз не нашли ничего поумней.
Тонкий воскликнул: «Есть!», грубо схватил меня за руку и
резво потащил к автомобилю. Делать прощальный реверанс мужчине с бокалом
пришлось на бегу, но он уже толковал с Седовласым.
— Что слышно от Ника? — донесся до меня его строгий вопрос.
Ответа я не услышала, но тоже очень хотела знать, что слышно
от Ника? Я была абсолютно уверена, что Ник — это мой Николай, то есть Коля.
Глава 20
Тонкий привез меня в другой дом, менее дорогой, но тоже
очень красивый. Импорта и здесь хватало везде: на потолке, на стенах, на полу.
Новый мой собеседник был с усами, в изумительной бороде и в человеческом
рабочем настроении, хоть и походил на обезьяну. Вместо плавок на нем был
строгий костюм. Бокалами здесь и не пахло. Бассейн заменял широкий письменный
стол с лампой а-ля Берия. Но этот мужчина мне очень обрадовался и повел себя
так, словно мы с ним друзья. Разочаровывать его я не решилась, поскольку к
такому поведению рядом со мной мужчины редко стремились — если не врать.
— Рад тебя видеть, крошка, — сказал он по-английски,
отечески потрепав меня по щеке и неожиданно чмокнув в губы.
Вынуждена была подумать: ощущение, словно с веником
поцеловалась.
— Присаживайся, — сказал он, жестом указывая на стул.
Пришлось содрогнуться вторично:
— Спасибо, я постою.
Он удивленно спросил:
— Что с тобой, детка?
Не хотелось докучать ему мизерностью своих проблем, поэтому
я заверила:
— Все в порядке, но на стул не сяду под страхом казни.
— А как ты к диванам относишься? — после легкой заминки
поинтересовался мужчина.
На всякий случай я уточнила:
— Прекрасно, если на них сидеть. Или лежать одной.
— Тогда приглашаю в другую комнату, там есть диван, — сказал
мужчина, пряча усмешку в усах и бороде.
На предложенный диван я присела, стыдливо подтягивая
короткую юбку на израненные колени. Мужчина сел в кресло напротив. Между нами
был стол, на столе шкатулка и пепельница.
— Теперь ты мне больше нравишься, — сказал он, деловито
доставая из шкатулки изящные щипчики и сигару. — Если будешь продолжать в том
же духе, у нас все получится.
