— Слушаю объяснения в любви, — честно призналась я, потому
что не научилась врать любимой бабуле.
Она ответила:
— Не буду тебе мешать, — и вновь повесила трубку.
Себастьен запаниковал:
— Она опять рассердилась?
— Нет, бабуля не привыкла мешать признаниям в любви. Но как
ты мог безумно влюбиться в бабулю? — поразилась я. — Ты же ни разу ее не видел!
— Мне кажется, я знаю ее лучше себя. Я влюблен в ее голос, в
ее речь, в воздух, которым дышит она. Надеюсь, это не слишком поэтично для
твоих молодых ушей? — спохватился вдруг Себастьен.
Я его похвалила:
— Ты настоящий поэт. Жаль, не слышит бабуля. Но как тебе
удалось так сильно влюбиться?
— Понимаешь, Мюз, я всю жизнь искал женщину, которая мечтает
лишь об одном: как она будет кружить головы настоящим мужчинам. Я счастлив, что
Казимеж тебя полюбил. Умер бы, не узнав, что есть на свете мадам Бабуля!
Я догадалась:
— Это Казимеж дал тебе номер телефона бабули?
— Да. Давай позвоним ей вдвоем.
— Когда?
— Завтра днем.
— Завтра днем я не смогу, снова пойду по магазинам. Позвоним
ночью.
Карета медленно следовала по Монмартру, а я смотрела на
Себастьена и завидовала своей бабуле. Это была очень грустная зависть. Господь
сотворил мою родную бабулю такой обольстительной, что она сводит мужчин-героев
с ума даже в восемьдесят шесть лет, причем на расстоянии, а я не способна свети
с ума какого-то Колю, да еще в тесном контакте. Не говоря уже о Казимеже,
который сначала клялся в любви, а потом меня бросил. Ну почему меня все бросают?!
— Хочу выпить с горя! — потребовала я.
Видимо, у Себастьена было свое горе, он сказал:
— Правильно, с горя выпьем, отпустим карету и пойдем гулять.
Мы выпили и запели. Я выпорхнула из кареты и понеслась по
Монмартру. Я пела и кружилась в вальсе, а прохожие останавливались и с
удовольствием смотрели на меня. Я подражала моей бабуле и очень боялась, что у
меня не получается. Неожиданно для себя я предложила:
— Давай ей позвоним прямо сейчас.
Себастьен сразу понял, о ком идет речь, и согласился:
— Давай.
И мы позвонили.
— Бабулечка! Это я!
— Муза! Откуда ты все время звонишь?
— Бабуля! Я звоню из Парижа!
— Сейчас же прекрати звонить из Парижа. Ты хочешь, чтобы
меня арестовали?
— Кто?
— КГБ!
От неожиданности я сболтнула:
— КГБ уже нет.
— Нельзя же так напиваться, — возмутилась бабуля и бросила
трубку.
Я схватила за руку Себастьена. С хохотом мы забежали в кафе
и закружили от счастья в вальсе. Мы оба обожали мою бабулю, и поэтому нам было
хорошо. Вальс танцевать я не умела, отчего Себастьен пострадал. Я безбожно
топталась по его старым ногам, а он стоически переносил это и упрямо пытался
вести меня в танце. Мои волосы развевались, французы восторженно нас ободряли и
аплодировали. Я чувствовала себя королевой Парижа…
Нет, пить мне нельзя совершенно — французское шампанское
особенно. В крайнем случае, ситро «Буратино».
Глава 25
Утром (точнее, в полдень) я проснулась от жуткой головной
боли. Сгоряча хотела отложить поход по магазинам, но разум возобладал: я
вскочила с постели. После прохладного душа жизнь показалась не слишком
противной, а когда в номер доставили пиво, я, сделав пару глотков, забыла про
боль и отправилась по магазинам. Деньги закончились как-то внезапно. Прозрение
застало меня за примеркой дорогущего платья, с которого я заносчиво (на глазах
продавщицы) сорвала красочный ценник. Продавщица к моей неплатежеспособности
отнеслась истерически. Поднялась кутерьма. Я энергично проводила психическую
атаку на дюжих охранников, вполне успешно тесня их к выходу из универмага. За
этим делом и застал меня Тонкий. Он заинтересовался шумом и поспешил мне на
помощь.
Тонкий нехотя отсчитал продавщице деньги за платье и затащил
меня в свой автомобиль. Через полчаса я, притихшая и изрядно струхнувшая, была
доставлена к усатому мужчине с сигарой. Конечно, я подозревала, что с меня
могут спросить за валюту, но надеялась, что это произойдет не скоро.
Когда мужчина с сигарой строго взглянул на меня, я подумала:
«Не стоит изощряться в бессмысленных оправданиях. Вторая сумка (размером с
мешок!) доверху набита уликами».
Я не испытывала угрызений совести и не чувствовала за собой
ни малейшей вины, но опасалась строгого наказания — Так, приступим к делу, —
наконец сказал мужчина с сигарой.
Я рефлекторно втянула голову в плечи и промычала нечто
невнятное.
— Что ты сказала? — строго осведомился он.
Ответить я не смогла: боролась с острым желанием посетить
туалет. И напрасно: мужчина приветливо взглянул на меня и сообщил:
— Мы довольны тобой. Могу даже вынести тебе благодарность.
Умница, ты меня не подвела.
Не веря своим ушам, я испытала легкое головокружение, но
вовремя сообразила, что о растрате мужчина не подозревает. Такая мысль едва не
лишила меня сознания. Сейчас Тонкий скажет ему про сумку, и я пропала.
А мужчина тем временем не скупился на комплименты.
— Ты была хороша. Превзошла ожидания, — щедро лил он сироп
хвалы на мою открытую рану совести. — Теперь уверен, что все получится, вот
только…
Он нахмурился. Сердце мое ухнуло вниз, видимо, в пятки.
Началось, сейчас пойдет речь о деньгах! Я не ошиблась — мужчина продолжил:
— Дорогая, все хорошо, вот только с деньгами ты сплоховала.
Он взглянул на часы, а я собралась было рухнуть перед ним на
колени и искренне каяться, каяться, каяться… Но почему-то замешкалась, не
успела: мужчина продолжил с укором:
— Суди сама, на часах уже семнадцать ноль-ноль, а прошло
всего полчаса с тех пор, как ты последний евро истратила.
— Простите! — с жаром воскликнула я. — Это не повторится!
— Надеюсь, — вздохнул мужчина. — А то выходит не
правдоподобно. Ты должна стараться выглядеть натуральней.
— В каком смысле? — опешила я, заподозрив неладное.
Подумалось: «Если такой добрый мужчина спятил, будет очень
обидно».
Он же невозмутимо мне пояснил:
