Жан-Пьер потряс головой:
— Нет, другого.
Потрясенная, я спросила:
— Неужели бабуля умудрилась закадрить кого-то еще?
— Не бабуля, а ты.
— Так речь идет о Казимеже, — прозрела я и вздохнула:
— Казимеж бедный, и судя по тебе, он не разбогател.
— Казимеж давно со мной не работает, — с укоризной сказал
Жан-Пьер, из чего я мгновенно сделала вывод, что Казимеж разбогател.
— А как его разыскать? — воскликнула я.
— Я не знаю, зато Казимеж мне часто звонит и, между прочим,
всякий раз тобой обязательно интересуется.
— Странно, что мной Казимеж интересуется у тебя, а не у
меня, — обиделась я. — В следующий раз, когда Казимеж спросит, жива ли я, пошли
его к черту, естественно, от моего имени.
Расстроившись, что день прошел даром (поскольку трубка не
куплена), я бросила Жан-Пьера и отправилась в отель, в номере рухнула на диван
и задумалась. Уверена я была, что за мной следят, иначе откуда они знают о
каждом моем шаге? Да и Тонкий не случайно в магазине вдруг появился во время
скандала. А мужчина с сигарой, выходит, непосредственный мой начальник.
«Если я вернулась в отель без сумки, значит, он может
сделать правильное заключение, что денег я не потратила. Следовательно,
бессмысленно ждать новой порции», — подумала я и пришла в волнение.
Желание купить бабуле трубку с двумя белыми пятнышками
овладело мной безраздельно. Бабуля обязательно должна разбираться во всех этих
трубках, следовательно, по достоинству оценит подарок. Я уже представляла, с
каким видом поднесу ей трубку, и как ахнет бабуля, и как не поверит своим
глазам, и как я небрежно брошу «пустяки», и как горда буду при этом.
«Чертов мужик! — мысленно возмущалась я, — Сам же курит
сигары, а не хочет понять, что моя царица бабуля просто обязана курить только
хорошую трубку!»
В конце концов я решила отправиться в клуб и потолковать на
эту тему со стариком Себастьеном. Он денежный, опытный, герой, любит бабулю и
легко войдет в мое положение.
Глава 27
По дороге в клуб я снова повстречала Жан-Пьера. Он спросил:
— Деньги нашла?
— Всем известна скупость французов, — ответила я.
— Это да, — по-английски согласился Жан-Пьер.
— Самое обидное, что не знаю, сколько дней здесь пробуду.
Вдруг выяснится, что завтра утром надо срочно лететь домой? Как я полечу без
трубки?
— Да, это ужасно, — посочувствовал мне Жан-Пьер и неожиданно
сообщил:
— Завтра утром мне позвонит Казимеж.
— Где он? — лихорадочно вцепилась я в руку Жан-Пьера. — Хочу
его видеть!
— Все хотят, но никто не знает, где он, да и знать не
должны.
— А ты?
— Я тоже не знаю. Казимеж звонит мне как коллеге и лучшему
другу.
— Часто?
— Мюз, больно, отпусти мою руку, — взмолился Жан-Пьер.
Я отпустила, он сердито продолжил:
— Казимеж позвонил мне вчера, я похвастал, что видел тебя.
Он очень обрадовался и сказал, что хочет с тобой поговорить.
— Я тоже хочу поговорить с Казимежем! — сгорая от
нетерпения, воскликнула я.
Жан-Пьер почему-то струхнул.
— Тише, тише, — зашипел он. — Не так громко, на нас обращают
внимание.
— Мне очень надо хотя бы голос его услышать, — переходя на
шепот, призналась я. — Почему ты лишь сейчас мне сообщаешь об этом?
— Потому что раньше ты была очень странная. Казимеж, как
узнал, что ты в Париже, звонит мне по сто раз в день, а я тяну и придумываю
отговорки.
Какой он болван! Оказывается, и Казимеж хочет услышать меня,
а этот друг так называемый нам помешает.
— Ну? И как это называется? — спросила я, подбочениваясь.
— Что? — не понял Жан-Пьер.
— Поведение твое. Ты хочешь помешать нашей любви? Ты еще не
оценил ее силу?
— Да нет, Мюз, ты не поняла. Я очень боюсь за Казимежа. Его
ищут. Ко мне уже подсылали странных людей.
— Не морочь мне голову, я говорю о любви.
— Правильно, и я о том же. Когда появилась ты, я был очень
пьян, а тут как раз позвонил Казимеж, вот я ему все и выложил, а когда
протрезвел, усомнился: может, это и не ты. На следующий день ты была очень
странная, я уже не пил, а следил за тобой, я хочу сказать, наблюдал. Вчера ты
была другая. Я испугался, пока не встретил тебя сегодня. Твоя идея купить
трубку стоимостью с «Мерседес» развеяла все сомнения. Конечно, это ты, Мюз
Добрая!
Выслушав странные речи Жан-Пьера, я посоветовала ему
посетить психиатра и грустно подумала: «Это что, эпидемия? Несет черт-те что,
не хуже Роже».
— Зачем мне психиатр? — разозлился Жан-Пьер.
— Вчера ты никак не мог наблюдать за мной, потому что этим
занимался Рышард Литан. Он проводил меня до отеля, после чего я из номера не
выходила. И не смотри на меня, лунатизмом я не страдаю и пью умеренно, чего
нельзя сказать о тебе.
После моего заявления Жан-Пьер пришел в крайнее возбуждение.
— Мюз! — завопил он. — Мюз! Я и сам подозревал: здесь что-то
не так! Я угощал тебя вчера шоколадными вафлями…
— И я их ела?
— С большим аппетитом.
— Тогда это была не я.
— Ты, Мюз, ты! В том-то и дело, что ты!
Терпение мое лопнуло:
— Все, Жан-Пьер, шоколадные вафли и я — несовместимы. Это
знает любой, кто знает меня. Только мой четвертый муж по сию пору пребывает в
уверенности, что я обожаю шоколадные вафли.
— Почему?
— Потому что в первый день нашего знакомства он шоколадными
вафлями меня закормил, а я не нашла смелости ему признаться, что вот-вот сблюю
на персидский ковер.
— Мюз, может, ты скажешь, что не проливала вчера себе на
брюки яичный коктейль? — решил добить меня бессовестный Жан-Пьер.
— Вчера я была в юбке, потому что мои брюки Себастьен облил
шампанским еще позавчера. Мы пили в карете, и прошу, давай прекратим этот
бессмысленный разговор. Лучше скажи, когда собирался звонить Казимеж?
— Он позвонит завтра в десять часов. Если ты опоздаешь, он
точно сойдет с ума.
— Я не опоздаю, потому что своими глазами вижу, как это
страшно, когда человек теряет власть над собственным разумом.
