— А я не спешу, рассказывай. Кстати, Жан-Пьер далеко?
— Я же сказала, он рядом.
— Чем он занимается?
— Жан-Пьер надевает джинсы, — честно призналась я.
Наступило молчание. Я поняла, что нас не разъединили, лишь
по сердитому сопению Казимежа. Наконец он строго спросил:
— Вы там одни, в этой спальне?
— Ну, в общем, да, — уклончиво ответила я.
— Что значит «в общем»?
— Сосед на своем балконе так вопит, так орет… В общем,
трудно сказать, что нас всего двое. Кстати, ты тоже здесь, с нами, то есть со
мной. Следовательно, мы с Жан-Пьером уже не одни, — успокоила я Казимежа.
Но он почему-то взбесился:
— Значит, я помешал вам?! Теперь ясно, почему ты так долго
не брала трубку!
Я возмутилась:
— Знаешь что, Казя, порой ты несносен.
— Почему ты не брала трубку?
— Потому что твой друг болван! Он сломал ключ! Мы лезли
через балкон соседей все то время, пока ты звонил! Теперь сам посуди, что
легче: лезть с одного балкона на другой, а здесь, между прочим, восьмой этаж,
или держать трубку возле уха и ждать?
— Жан-Пьер живет на четвертом, — яростно уточнил Казимеж.
— Ага, значит, шлепнись я всего лишь с четвертого этажа, ты
был бы не против. Я правильно тебя поняла?
— Муза! Что ты говоришь?
— А что ты говоришь?
Жан-Пьер наконец-таки совершил чудо: он проник в свои узкие
джинсы, в которые (я так думала) можно попасть только с мылом.
— Опять ругаетесь, — констатировал он, мужественно втягивая
живот в попытке застегнуть «молнию».
Я ошпарила его взглядом и прошипела:
— Ругаемся из-за тебя!
— Я тут при чем? — опешил Жан-Пьер.
— Черт тебя дернул надевать эти джинсы! Кази-межу это
почему-то сильней всего не понравилось.
— Думаешь, ему было б приятней, если бы я стоял рядом с
тобой без штанов? — удивился Жан-Пьер и, отбирая у меня трубку, добавил:
— Вижу, с ума вы сошли от любви.
Я плюхнулась на диван и закрыла руками лицо, пылающее от
обиды и гнева. Мне было совсем не интересно слышать, о чем они там говорят, тем
более что говорили они все равно по-французски. Уж с Жан-Пьером Казимеж
ругаться не стал. Это было заметно по радостной физиономии Жан-Пьера. Она
просто излучала счастье. Вот они какие, эти мужчины. Почему Казимеж не спросит
у друга про джинсы?
— Иди, хватит дуться, — вспомнил обо мне Жан-Пьер,
наговорившись досыта с Казимежем.
Я схватила телефонную трубку и выразительно шмыгнула носом,
давая понять, что меня довели до слез. Насколько помню, на Казимежа это действовало
безотказно в старые времена. Подействовало и сейчас.
— Муза, прости, я же тебя люблю, — сообщил он царственным
тоном.
— Я тоже, — выразила солидарность и я, чем рассмешила
Казимежа.
— Что «тоже»? Тоже любишь себя? — спросил он. Нет, это
невозможно. А я еще гадала, почему мы расстались. Теперь понятно, что помешало
нашему счастью. Его вздорный характер! И это в то самое время, когда я
приготовилась быть сущим ангелом! Когда же он начнет говорить о главном, о
нашей свадьбе?
Я пригрозила:
— Сейчас положу трубку, и больше ты никогда не услышишь
меня.
И попала в самую цель.
— Муза, ни в коем случае! — испугался Казимеж. — Я люблю
тебя! Ты можешь приехать ко мне?
«О, вот это дело!»
— Конечно, могу.
— Выезжай прямо сегодня! Или, черт возьми, я умру!
Я послала ему упрек:
— Как же ты, черт возьми, не умер за эти два года, что мы не
виделись?
— Вспомнить страшно! — проникновенно воскликнул Казимеж.
Я вынуждена была восхищенно подумать: «Подлец, но как он
красиво врет!»
— И мне страшно вспомнить, как эти два года жила, —
пожаловалась я, имея в виду развод с тунеядцем четвертым мужем.
Казимеж все понял по-своему.
— Так зачем же нам и дальше страдать? — спросил он. — Почему
не воссоединить наши любящие сердца?
«По-моему, он надо мной издевается. Не удивлюсь, если я не
ошиблась».
Я (вяло уже) согласилась:
— Давай воссоединим.
— Значит, ты выезжаешь сегодня?
Я задумалась. А почему не сегодня? Париж изрядно надоел со
своими сараями. Вот куплю трубку, и можно отчаливать. Ведь мужик с сигарой
намекал на свободу действий, так почему я не пользуюсь этой свободой?
Едва Казимеж узнал, что я выезжаю немедленно, он потребовал
к телефону друга Жан-Пьера. От неожиданности я просьбу выполнила. С минуту они
о чем-то по-французски болтали, после чего Жан-Пьер спокойненько повесил трубку
и, подмигнув мне, сообщил:
— Он целует все твои пальчики.
«Ха! Вот это номер!»
Кто женщина, тот поймет, что я имела в виду!
— Только про пальчики ты говоришь? — возмутилась я. — А куда
я должна приехать для этого, он тебе не сказал?
— Нет, — весьма беспечно сознался Жан-Пьер. — А тебе?
— И мне не сказал. Он так жаждет встречи, что забыл
сообщить, где эта встреча должна состояться!
Я уже гневалась вдохновенно, я выходила из берегов. Носилась
по комнате с острым желанием разгромить телефон, балкон, посуду, кое-что из
мебели и, уж конечно, все люстры. Жан-Пьер, как это водится за мужчинами,
порядком струхнул.
— Давай подождем, — робко предложил он. — Казимеж наверняка
опомнится и позвонит.
Мысль неплохая. Я плюхнулась на диван и опять закрыла
ладонями пылающее от гнева и обиды лицо.
«Что за насмешник мой Казимеж?! Что за насмешник! Если не
позвонит, никогда ему не прощу, потому что сердце мое уже рядом с ним, оно уже
билось в такт его сердцу, каменному и жестокому! Так бесчеловечно обманывать!
Так обманывать!»
Казимеж не позвонил. Мы ждали час, другой. Он не позвонил. Я
приросла к дивану, хотя мысленно готова была бежать искать его хоть на краю
света, используя в качестве компаса свое сердце.
Лишь чувство собственного достоинства останавливало меня.
Куда мчаться, я абсолютно не знала.
Глава 32
Я сидела на диване и не ведала, что, пока я сижу,
переворачивается новая страница моей незадавшейся жизни. Да, она перевернулась
именно в тот момент, когда раздался звонок. Я вздрогнула и бросилась к
телефону, но Жан-Пьер взглядом, полным боли, меня остановил.
