— Это Казимеж Балицкий? — спросили меня.
— Да, это он, мой любимый, — не узнавая своего голоса,
ответила я.
Кто-то поднял меня.
— Нам нужно поговорить, — услышала я чужой мужской голос.
Сомнамбулически ответила: «Хорошо» — и села в машину,
которая вскоре затормозила у старинного особняка, обнесенного высокой оградой.
Происходило все как в тумане, как не со мной. Когда дверь особняка открылась, я
увидела Колю. Колю, мужа противной Выдры.
Коля повел меня по широкой мраморной лестнице. Потом мы
долго шли по длинному коридору, пока не уперлись в старинную дубовую дверь. За
дверью был кабинет с массивной мебелью.
— Муза, расскажи про Казимежа Балицкого, — усаживая меня на
диван, грустным голосом попросил Коля и виновато добавил:
— Пожалуйста, все, что знаешь.
Сердце мое пронзила невыносимая боль.
Глава 39
С Казимежем мы познакомились случайно, но он верил, что это
судьба.
Так дело было. С тяжелыми мыслями о своем третьем муже
гуляла я по Быдгощу, добрела до Старо Мяста и застыла у памятника жертвам
фашизма.
Я почувствовала себя жертвой третьего мужа, мысли о нем
приобрели оттенки трагизма. Ощутив острую нехватку любви, я устремилась к
всевышнему — не пугайтесь, просто вошла в костел, который был рядом с
памятником.
В костеле шла служба. Играл орган. Народу было так много,
что свободных мест на скамейках почти не осталось. Я отыскала себе уголок и
уселась.
Службы не слышала, разглядывая высокие своды потолка,
призадумалась — мысли скакали.
«Как здесь скучно, — горевала я. — Зачем Якубу приспичило
ехать в Германию? Хоть он развлек бы меня. Очень вкусные получились вчера у
бабушки Франи клецки. А какого Петр зажарил в честь моего приезда барашка!
Пальчики оближешь и язык проглотишь!»
На этой содержательной мысли я была потревожена.
— Простите, не помешаю? — услышала я низкий, словно
простуженный, голос.
Повернула голову влево и увидела симпатичного молодого
мужчину лет двадцати восьми, не больше.
Мне в ту пору было, кажется, двадцать три.
Короче, возраст мужчины показался приемлемым для приятной
беседы. А то, что мужчина расположен на такую беседу, я не сомневалась. Его
выдало восхищение, возникшее у него в глазах. От мужчин такие взгляды мне редко
перепадали, чего не могу сказать о сестрах по полу: женщин мои недостатки
восхищают частенько. Иногда даже приводят в восторг. Особенно подругу Ганусю. И
Нинуся от Гануси не отстает. Впрочем, и Туся.
Но не будем о грустном, вернемся к Казимежу.
— Не помешаете, — ответила я и вернула свои (с легкой
косинкой) очи сводам огромного потолка.
Мужчина присел на скамейку рядом со мной, а я с еще большим
рвением предалась размышлениям.
На этот раз мысли не множились и не скакали, а потекли
ламинарно, как любил выражаться Кази-меж: то есть в одной плоскости.
"Интересно, он женат? Прикид на нем ничего, значит,
денежки водятся. Выходит, женат.
Хотя, вовсе не обязательно.
Чем же он занимается?
Явно интеллигент.
По-моему, даже слишком. Мог бы и беседу со мной завязать.
Надоело сидеть в безмолвии.
Пора уходить.
Если он с серьезными намерениями — увяжется за мной. Если
нет, пусть молится, раз ему больше нечем заняться".
Я поднялась со скамейки и медленно направилась к выходу.
Мужчина вежливо меня пропустил и снова присел на скамейку. Черт возьми! Как я
разозлилась!
«Снова не повезло! Зачем он тогда глазел? Зачем восхищался?»
— сердито думала я, выходя из костела.
Как тут не вспомнить народную поговорку, которую любила моя
хохлушка-свекровь, мать первого мужа!
«У церкви была, и никто не полапал», — говаривала она.
Не то ли произошло и со мной, но в самом прямом смысле,
простите за откровенность?
Я дошла до моста, постояла, опираясь на перила, посмотрела
на темные воды Брды, да и взмечтнула. Представила вдруг себя в объятиях того
незнакомца — Казимежа. Честное слово, еще не бывало со мной такого. Так к нему
вдруг потянуло, что хоть обратно в костел беги.
Такая мысль не показалась мне совершенно абсурдной.
— Ах, почему это женщины всегда должны ждать, когда на них
обратят внимание? Почему только мужчины могут выражать все желания вслух? —
громко и горестно вопросила я у реки Брды.
— Нет, нет, не надо, пожалуйста, — услышала я простуженный
голос.
Это был он. Взглянув на него, я спросила:
— Что «не надо»?
Было очевидно: он принял меня за чокнутую, готовую с моста
сигануть.
— Пожалуй, уже ничего, — с улыбкой ответил он, сообразив,
что я не самоубийца. — Я вами залюбовался. Вы так величественно держите голову,
будто вас специально учили этому.
— Вы не ошиблись, — охотно разоткровенничалась я. — Совсем
малышкой бабуля отдала меня в спортивную секцию по фехтованию. Она хотела
исправить мою косолапость, но ничего не добилась. Там научили меня держать
голову, а заодно и спину и кое-что еще, — добавила я, имея в виду только шпагу.
— Но косолапость осталась.
Он пропустил мою последнюю фразу мимо ушей — значит, знает,
как вести себя с дамами. Этим он меня окончательно обворожил.
— Значит, вы фехтуете? — с милой улыбкой восторга спросил
незнакомец.
Этой улыбки, к месту сказать, он не убирал со своего лица до
самого дома бабушки Франи, куда вызвался меня проводить.
— Фехтовала. И дофехтовалась до первого разряда. А вы чем
занимаетесь?
— В данный момент вами любуюсь. В костеле вы были так
трогательны во время вашей молитвы.
Я догадалась: «Видимо, он имеет в виду тот момент, когда я
вспоминала барашка».
— Меня зовут Муза, — демонстрируя хорошее воспитание,
представилась я (хоть меня об этом и не просили).
— Казимеж Балицкий, для вас просто Казик.
— В таком случае, я Муза Добрая.
— Могли бы и не говорить. То, что вы добрая, я понял с
первого взгляда, — сказал мне Казимеж.
А я поняла, что готова позволить ему пользоваться своей
добротой.
До самой своей смерти готова, но вышло все не так, как я
хотела.
