Казимеж обнял меня и сказал:
— Ты, как всегда, плохо слушаешь. Я выполнил лишь первую
часть программы, впереди вторая. Первую выполнил ради второй. Запомни, любимая:
что бы тебе ни говорили про меня, не верь. Знай: я все сделал правильно. Теперь
я направлю по ложному пути ЦРУ, заведу их в дебри современной науки, где и
потеряют они след к моему открытиию. И вот тогда я доведу до конца свой
окончательный замысел.
Мной овладело плохое предчувствие, я завопила:
— Как, Казя? Скажи мне немедленно, как? Как ты доведешь до
конца? Какой замысел?
И Казимеж схитрил.
— Ах, любимая, — сказал он, — а началось все с тебя.
Началось, моя милая Муза, с той шутки, которую я послал тебе два года назад.
— Какой шутки, Казя? О чем ты говоришь?
— О голограмме. Я послал ее тебе два года назад.
Не могу передать своего удивления. Нет, этот Казимеж кого
хотите запутает.
— Так голограмма действительно была у меня? — сгорая от
любопытства, воскликнула я. — Где же она?
Казимеж обнял меня, поцеловал и опять шепнул прямо в ухо:
— А где зажигалка, которую я тебе подарил?
— Здесь, со мной, в сумочке.
— Давай сюда и снимай свою шубу.
Я торопливо достала из сумочки зажигалку и быстренько
сбросила шубу. Казимеж вывесил мою шубу на лестничные перила, чиркнул перед
подкладкой моей зажигалкой, и острый лучик света вспорол темноту. На атласной
поверхности подкладки появилось мое лицо. Оно было почти живое, с легким
голубоватым светом, а внизу горящая надпись: «Я люблю тебя, Муза!»
— И это чудо два года жило в моем старом шкафу?! —
восторженно изумилась я. — В моей шубе? Казя, можно я покажу это диво подругам?
— Ты могла показать это всем и давно, если бы не порвала
письмо, — рассмеялся Казимеж. — А теперь, прости, Муза, увы, мне пора.
Я испугалась:
— Казя, уже? Ты меня, вижу, не любишь.
— Эх, Муза, — вздохнул он грустно, — знала бы ты, сколько я
совершил глупостей ради встречи с тобой, сколько раз рисковал своей жизнью, не
говорила бы так.
Он поцеловал меня в последний раз, шепнул: «Прощай», — и
поспешил из подъезда.
Я осталась стоять на месте. Не знаю, сколько там простояла,
но когда очнулась, то поверить себе не могла, что действительно видела Казимежа
Балицкого. Тогда я нажала на изумруд зажигалки, и тонкий лучик высветил на
атласной подкладке мое прозрачно-голубое лицо.
* * *
Прошло совсем немного времени, и на Лубянке вспомнили про
меня. Ко мне явился строгий мужчина. Он долго расспрашивал о Казимеже Балицком.
Особенно интересовало его, не встречалась ли я с Казимежем здесь, в Петербурге.
В его вопросе было много чего, начиная от посулов и кончая угрозами. Я стояла
на своем: Казимеж погиб, и я видела его труп своими глазами.
Тогда этот мужчина показал мне две фотографии.
Господи! Как мне удалось не бухнуться в обморок? Какая сила
помогла сохранять хладнокровие?!
Я спокойно взяла фотографии в руки и долго и внимательно их
изучала.
— Нет, — сказала я, загоняя рыдания в глубины души, — это не
он, не мой Казимеж.
— Вы уверены? — спросил мужчина, сосредоточенно вглядываясь
в мое лицо.
— Абсолютно.
— Почему вы так решили?
— Никто не заставит щеголя Казика нацепить на себя такое
жуткое пальтецо, — ответила я.
Видимо, аргумент показался ему убедительным.
— Хорошо, — сказал мужчина и покинул мою квартиру.
А перед моими глазами стояло лицо Казимежа, взятое крупным
планом. Его распахнутые глаза смотрели безжизненно и равнодушно. Его пальто
было расстегнуто, и одна пола откинулась на асфальт. Это было то пальто, в
котором я видела Казимежа в последний раз. Он лежал, а над ним горела вывеска
«Парти дэ плэзир».
«Значит, это случилось там. Он ушел из жизни в Париже, но
зачем он оставил меня? Зачем мне жизнь без Казимежа?» — подумала я, пытаясь
отыскать себя посреди страшной боли, которую он мне причинил.
* * *
Прошло несколько месяцев. Из швейцарской конторы пришло
извещение, что на мой счет положены деньги. Были указаны сумма, номер счета и
банк. Пришлось ехать в Швейцарию. Сумма оказалась приличной, и я решила всех
денег не брать. Когда необходимые процедуры были соблюдены, и я, получив
заказанную сумму, собралась уходить, меня остановил клерк.
— Вам письмо, — протянул он конверт.
Это было письмо от Казимежа, написанное им незадолго до
гибели.
"Муза, прости, я не хочу умирать, но нет другого
способа убедить всех в моей настоящей смерти. Иначе они не успокоятся и найдут
способ вытащить из моей головы невольный мой грех: открытие, которое опасно
миру. Миру, который ты очень любишь. Дорогая моя оптимистка, теперь живи за
двоих. За нас двоих наслаждайся жизнью.
Это моя последняя просьба, надеюсь, ты ее выполнишь.
Любящий твой Казимеж".
Я разрыдалась и решила, что жить не хочу. Уже изобретала
способ, как руки на себя наложить, когда позвонила бабуля.
— Муза, ты слышала, что я выхожу замуж? — строго
поинтересовалась она.
— Еще нет.
— Ну как же, я только что тебе это сказала, — рассердилась
бабуля Я завопила:
— Ты замуж выходишь?! Но за кого?
— Разумеется, за француза.
— Все правильно, русские не слишком спешат жениться, —
ответила я и передумала уходить из жизни.
Если бабуля (в ее возрасте!) отхватила себе аж целого
Себастьена, то кто знает, что ждет меня за поворотом судьбы?
Меня!
Любимую девушку самого Казимежа Балицкого!
Казимеж всеми признанный гений. Он не мог полюбить черт-те
кого.
— Муза, почему ты молчишь? — удивилась бабуля. — О чем ты
размышляешь?
Пришлось честно сознаться:
— О том, что надо жить, как это ни противно.
— Да, — согласилась бабуля, — придется мне жить с
Себастьеном, раз замуж за него выхожу. Надеюсь, это продлится недолго.
Разумеется, она, ценительница разнообразия, имела в виду только
то, что судьба скоро пошлет ей нового мужа.
А вы что имели в виду?