— Спасибо, — поблагодарила Блисс, подалась вперед
и прикурила, кончик сигареты зарделся красным.
Сквозь дым она узнала парня, предложившего ей огонь. Дилан
Бард, подобно ей переехавший из другого города. Один из учеников, кажущихся
чужаками в Дачезне, где, подобно Степфорду, все всех знают еще с детского сада
и уроков танцев. Дилан казался красивым и опасным в обычной своей потрепанной
кожаной куртке мотоциклиста, грязной футболке и джинсах, усеянных пятнами.
Ходили слухи, будто его исключили из нескольких частных школ.
Глаза Дилана блестели в темноте. Он со щелчком захлопнул
крышечку зажигалки, и Блисс заметила на его лице робкую улыбку. Что-то было в
нем такое — печальное, надломленное, трогательное… Его внешний вид в точности
соответствовал самочувствию Блисс. Дилан подошел к девушке.
— Привет! — произнес он.
— Меня зовут Блисс, — сказала она.
— Конечно, ты Блисс, — кивнул Дилан.
Глава 4
Школа Дачезне располагалась в бывшем особняке Флудов на
пересечении Мэдисон-авеню и Девяносто девятой улицы, в районе частных школ,
напротив Далтона и по соседству со школой Пресвятого Сердца. Некогда этот
особняк служил домом Розе Элизабет Флуд, вдове капитана Армстронга Флуда,
основателя компании «Флуд ойл». Трех дочерей Розы воспитывала и обучала
бельгийская гувернантка, Маргарита Дачезне, и когда все три дочери погибли во
время злосчастного затопления «Эндевора», убитая горем Роза вернулась на
Средний Запад, а дом завещала мадемуазель Дачезне, дабы та могла исполнить свою
мечту и основать школу.
Чтобы преобразовать дом в школу, сделать пришлось не так уж
много: согласно условиям завещания, всю мебель и отделку помещений надлежало
тщательно сохранять, а потому всякий, входя в здание, словно бы переносился в
прошлое. Над мраморной лестницей по-прежнему висел портрет трех наследниц
состояния Флудов кисти Джона Сингера Сарджента: они словно приветствовали
гостей на великолепной лестничной площадке. В бальном зале, окна которого
выходили на Центральный парк, висела хрустальная люстра в стиле барокко, а в
фойе до сих пор стояли диваны «Честерфилд» и антикварные пюпитры. Начищенные до
блеска латунные подсвечники были теперь приспособлены под электрические
лампочки, а скрипучий пульмановский лифт по-прежнему работал (хотя пользоваться
им дозволялось только преподавателям). Очаровательная мансарда была
преобразована в центр искусств, с печатным прессом и литографской машиной, а
расположенные на нижнем этаже гостиные приютили у себя полностью оборудованные
театр, гимнастический зал и столовую. Вдоль коридоров, оклеенных обоями с
изображениями геральдических лилий, выстроились теперь металлические шкафчики,
а в спальнях на втором этаже разместились кабинеты для занятий по гуманитарным
предметам. Учащиеся из поколения в поколение клялись, что третью лестничную
площадку навещает призрак миссис Дачезне.
В коридоре перед библиотекой висели общие фотографии всех
выпущенных классов. Поскольку поначалу школа была строго женской, первый
выпускной класс 1869 года состоял из шести чопорных девиц в белых бальных
платьях, под фотографией были каллиграфическим почерком выгравированы их имена.
С течением лет дагерротипы с изображениями светских девиц девятнадцатого века
сменились черно-белыми фотографиями девушек с пышными прическами пятидесятых
годов, затем в шестидесятые добавились веселые длинноволосые джентльмены, когда
в Дачезне наконец-то перешли на совместное обучение, и завершалось это все
цветными фотографиями обворожительных юных женщин и красивых молодых мужчин из
нынешнего поколения. Но на самом деле изменилось не так уж много. Девушки
по-прежнему являлись на выпускной в белых чайных платьях из «Сакса» и белых
перчатках из «Бергдорфа», в венках из плюща, а вместе с дипломами им вручали
букеты красных роз. Юноши же приходили в приличествующих случаю костюмах, с
жемчужными зажимами на широких серых галстуках.
Серая клетчатая форма давно ушла в прошлое, но в Дачезне
плохие новости по-прежнему являлись в виде прерывающего урок объявления по
шипящей, древней радиосвязи: «Срочное собрание в часовне. Просьба всем ученикам
немедленно явиться в часовню».
Шайлер встретилась с Оливером в коридоре у музыкального
зала. Они не виделись с вечера пятницы. Никто из них не упоминал о встрече с
Джеком Форсом у «Банка», что было весьма необычно, поскольку они привыкли
препарировать все пережитые ими ситуации поминутно. Утром, при встрече, Оливер
заговорил с Шайлер с преднамеренной холодностью. Но Шайлер не обратила на это
никакого внимания: она тут же подбежала к Оливеру и ухватилась за его руку.
— Что происходит? — спросила она, склонившись
головой к его плечу.
Оливер пожал плечами.
— А я откуда знаю?
Но Шайлер не отставала.
— Ты всегда все знаешь.
— Ну ладно… только не говори никому, — смягчился
Оливер, наслаждаясь ощущением прикосновения ее волос к шее.
Сегодня Шайлер была особенно красива. Она в кои-то веки
распустила длинные волосы и в своем слишком большом для нее темно-синем
бушлате, выцветших джинсах и стоптанных черных «казаках» походила на пикси.
[6]
Оливер беспокойно огляделся по сторонам.
— Думаю, это как-то связано с той компанией, которая на
выходных собиралась в «Квартале сто двадцать два».
У Шайлер глаза полезли на лоб.
— С Мими и ее компашкой? Но почему? Их что, собираются
гнать?
— Может быть, — отозвался Оливер, наслаждаясь этой
идеей.
В прошлом году из Дачезне исключили целую гребную команду за
противозаконное поведение на территории школы. Празднуя свою победу в регате,
они вернулись в школу, разгромили кабинеты на втором этаже и разрисовали
непечатными словами стены; следы их пребывания — битые пивные бутылки, груды
окурков и несколько свернутых в трубочку долларовых купюр со следами кокаина —
были обнаружены наутро уборщиками. Родители завалили администрацию петициями о
пересмотре решения (некоторые считали исключение слишком суровой мерой
наказания, в то время как другие вообще требовали возбуждения уголовного дела).
То, что заводила, вздорный ученик выпускного класса, имевший виды на Гарвард,
был племянником директрисы, лишь подливало масла в огонь. (Гарвард тут же
аннулировал предварительное соглашение о приеме молодого человека, и исключенный
старшина шлюпки теперь надрывал глотку в Университете Дюка.)
Но Шайлер не думала, что из-за чьего-то дурного поведения на
выходных стали бы срывать все классы с занятий и собирать в часовне. Поскольку
в каждом классе насчитывалось всего по сорок учеников, весь коллектив с
удобством разместился в часовне, все занимали отведенные им места: первогодки и
выпускники — в передней части, отделенной проходом, учащиеся второго и третьего
года — в задней.
Декан Сесилия Моллоу стояла на возвышении у алтаря и терпеливо
ждала. Шайлер с Оливером нашли Дилана позади, на их обычном месте. У парня под
глазами залегли темные круги, как будто от сильного недосыпа, на рубашке
красовалось уродливое красное пятно, а на черных джинсах — прореха. Вокруг шеи
был обмотан белый шелковый шарф с рисунком на манер Джимми Хендрикса.
