Шайлер вспомнила о тех случаях, когда она заставала Чарльза
Форса на коленях у постели ее матери. Он постоянно навещал Аллегру, и Шайлер
однажды услышала, как он умолял ее о прощении.
— Следовательно, он твой единственный близкий родственник —
не считая меня, конечно. Но в этом цикле не имеется никаких документов,
подтверждающих мое существование. На самом деле, согласно документам, я
официально считаюсь мертвым. Я умер в тысяча восемьсот семьдесят втором году.
Да здравствуют швейцарские банки. Наши счета — всего лишь коды из множества
цифр, иначе я не смог бы ими воспользоваться. Чарльз решил, что я не гожусь на
роль твоего воспитателя. Он желает сам растить тебя.
Ее дядя. Корделия намекала на это, но до сих пор Шайлер не
желала признавать сам факт существования этой ветви на их запутанном генеалогическом
древе.
— Но они не могут!.. В смысле — он же не... Я его даже не
знаю.
— Не волнуйся, я этого не допущу. Аллегра хотела бы держать
тебя подальше от него, — сказал Лоуренс.
— Почему он так ненавидит тебя? — спросила Шайлер.
Ярко-синие глаза девушки наполнились слезами. Лоуренс, в
конце концов, вернулся, и снова какие-то силы — а точнее говоря, Форсы —
стремятся разлучить их. Шайлер задумалась о том, на что может быть похоже это
усыновление. Каково было бы жить в одном доме с Джеком и Мими, ее двоюродными
братом и сестрой? Мими наверняка будет в восторге... А Джек? Как отнесся бы к
этому он?
— «И восстанет отец на сына и сын на отца», — произнес
Лоуренс, цитируя Писание. — Увы, я всегда служил для моего сына источником
разочарований.
30 СЕНТЯБРЯ 1872 ГОДА
ТАЙНА ИСЧЕЗНОВЕНИЯ ДО СИХ ПОР НЕ РАСКРЫТА
О Мэгги Стэнфорд не слышно вот уже два года. Отец скончался
от горя, мать лишилась рассудка.
Тайна, сопутствующая исчезновению Мэгги Стэнфорд, ныне уже
восемнадцатилетней, пропавшей в вечер ежегодного Патрицианского бала два года
назад, все еще не разгадана. Полиция так и не обнаружила ни требования о
выкупе, ни иных указаний на похищение либо иное сопряженное с этим
исчезновением преступление и предположила, что девушка убежала по своей воле.
Как нам сообщили, миссис Доротея Стэнфорд из Ньюпорта из-за исчезновения дочери
сделалась психически нестабильна. Мистер Стэнфорд умер от горя вскоре после
пропажи Мэгги.
Несчастную мать преследуют странные галлюцинации; она
заявила, что ее соседи и друзья скрывают правду о местонахождении ее дочери и
не дают той вернуться домой.
Представитель «Нью-Йорк геральд» навестил миссис Стэнфорд у
нее дома. Судя по тому, что он сумел понять из ее речи, несчастная до сих пор
полагает, что кто-то похитил ее дочь и не отпускает.
Наш представитель выяснил, что в течение года перед
исчезновением Мэгги Стэнфорд пребывала в клинике Святой Дафны в Ньюпорте,
проходя курс лечения от неизвестного заболевания. Любая информация, способная
пролить свет на исчезновение девушки, будет приветствоваться.
Глава 24
Редакция журнала «Чик» располагалась в шикарном новом здании
из стекла и бетона, выстроенном посреди Таймс-сквер. Это была лишь часть
имущества «Кристи-Бест», конгломерата, в который входили «Флэш», «Кисе»,
«Сплендид» и «Майн», наряду с множеством других глянцевых журналов. Строгий
вестибюль был отделан мрамором; в центре красовался фонтанчик в стиле «дзен», с
тонкими струйками воды, а у ониксовых столов секретарей высились охранники в
черных пиджаках.
Однажды днем, после школы, Блисс стояла в этом вестибюле и
терпеливо ожидала, пока охранник созвонится с менеджером «Чик» и пропустит ее.
Агентство «Модели Фарнсворт» прислало Блисс выяснить, не захочет ли журнал
нанять ее для очередной фотосессии.
Блисс была одета в свой стандартный наряд для кастинга:
плотно облегающие джинсы «Цивилизация», темные, с искусственными потертостями,
туфли без каблуков «Ланвин» и свободную белую блузку. На свежеумытом лице не
было и грамма косметики, как ей посоветовали в агентстве. Блисс пользовалась
большой популярностью с тех пор, как поучаствовала в рекламной кампании
«Цивилизации» и ее фото в потрясающем платье «Диор» перепечатали газеты и
журналы во всем мире, объявив ее новой, юной светской звездой (так что она
потеснила Мими в международном списке лучше всего одетых дам). Блисс снималась
для рекламы обуви, рекламы «Гэп», и «Кисс» уже посвятил ей статью на пяти
разворотах. «Чик» был основной жилой, вершиной глянцевого айсберга, и хотя
Блисс относилась к своей карьере модели как к чему-то несерьезному, ей все-таки
очень хотелось получить эту фотосессию.
Тут Блисс услышала, как девушка за соседним столиком
сообщает свое имя:
— Шайлер ван Ален.
— Шайлер! Ты тоже на кастинг в «Чик»? — спросила Блисс,
приятно удивленная.
— Ага.
Шайлер улыбнулась в ответ. После кончины бабушки она
отклоняла все предложения рекламщиков, а после ее участия в рекламной кампании
«Цивилизации» предложения посыпались дождем. Но Линда Фарнсворт убедила ее
принять приглашение «Чик», и Шайлер согласилась, хотя бы ради того, чтобы на
время выбросить из головы тревожные новости об удочерении ее Чарльзом Форсом.
Как обычно, Шайлер выглядела оборванкой в своем потрепанном
свитере, блузе с поясом и с несколькими нитями пластмассовых бус на шее,
лосинах и туфлях на резиновой подошве «Джек Парселл». Впрочем, стоит упомянуть,
что несколько редакторов модных журналов, заметивших Шайлер в вестибюле,
отметили ее уникальный стиль, и три месяца спустя страницы «Кисс», «Сплендид» и
«Флэш» запестрели нарядами, до ужаса похожими на тот, что был сейчас на Шайлер.
— Можете идти, — сказал охранник и нажал какую-то кнопку,
пропуская девушек через турникет.
Офис «Чик» располагался на десятом этаже, и от
безукоризненной обстановки Шайлер и Блисс слегка оторопели. Приемная была
увешана увеличенными до размеров постера обложками знаменитых номеров «Чик» —
обзор самых прославленных красавиц двадцатого и двадцать первого века.
Вежливая секретарша предложила девушкам присесть на белые
кресла «Барселона».
Блисс и Шайлер негромко побеседовали на нейтральные темы: школьные
сплетни, экзамены, о том, почему в столовой внезапно стали подавать хот-доги.
Обе они старательно избегали упоминаний о Дилане: Шайлер потому, что боялась,
что тема окажется для Блисс слишком болезненной, а Блисс потому, что ей
казалось, рассказывать больше нечего: ведь парень в озере оказался Кингсли, а
не Диланом.
— Тебя часто видят вместе с Кингсли, — сказала Шайлер, когда
Блисс упомянула, что тот водил ее на вечеринку в остромодный новый клуб
«Бедствие».
— Угу. — Блисс прикусила большой палец. Она сидела на краю
кресла не настолько удобного, чтобы садиться поглубже. На коленях у нее лежала
черная папка с портфолио. — Он клевый.
Блисс все еще не разобралась с тем, какое место Кингсли
занимал в ее прошлом, но вынуждена была признать, что настоящее он изрядно
украшал. Он, похоже, вбил себе в голову, что Блисс — его девушка, и большую
часть свободного времени они проводили вместе. У Кингсли всегда имелись
приглашения на самые лучшие вечеринки, и в его присутствии Блисс больше не
чувствовала себя неудачницей, не пользующейся успехом у противоположного пола,
скорее уж светской красавицей. Кроме того, ее собственная растущая известность
позволяла ей держаться все увереннее среди блестящих завсегдатаев ночной жизни
Нью-Йорка. Даже Мими как-то упомянула с недовольным видом, до чего ей тошно
видеть имя Блисс, напечатанное жирным шрифтом в заголовках газет.
