Распрощавшись с хорунжим в центре Севастополя, Куйбида, подергивая плечами, к которым прилипла пропотевшая рубашка, отправился в свою гостиницу. «Что же в нем меня так раздражало? – в который раз спрашивал он себя. – Гуцульская тупость? Вялая армейская исполнительность? Черт его знает, но задачу свою провинциальный хорунжий выполнит – я уверен. Так и доложим Кульчицкому – пусть наши заокеанские друзья будут спокойны: крейсер пойдет на дно точно в срок, и вложенные в операцию большие доллары окупят себя с лихвой…»
Скоро Бузько почувствовал за собой слежку. Она была несомненна, как солнце над головой. Чужой взгляд ощупывал его лопатки, холодил позвоночник и забирался внутрь. В боевом лагере ОУН хорунжего учили распознавать слежку, но эти полезные знания мигом вылетели у него из головы. «Черт, нужно свернуть в переулок, – стремительно размышлял Бузько, стараясь не прибавлять шагу. – Если я был для них мишенью, то давно стал бы трупом. Значит, им нужен не я, а мой путь…»
Хорунжий сделал еще несколько шагов.
«Смотри, любопытная гнида, я иду не торопясь, – мысленно обращался он к соглядатаю. – Я не вижу ничего подозрительного…»
Бузько расслабил лопатки, остановился и принялся неспешно закуривать. Ощущение чужого взгляда не проходило.
Он вышел на оживленную улицу и остановился у витрины, разглядывая гроздь ярких летних сумочек. Отражение не показало ничего подозрительного… Разве что вон та «Тойота» как-то уж очень медленно катится у бровки тротуара, хотя места для парковки достаточно.
Если бы он был во Львове, то организовал бы контратаку – вычислил наблюдающего, отловил и допросил по-свойски. Но это Севастополь, где нет ни уехавшего утром Куйбиды, ни таинственно-могущественного Кульчицкого, который однажды уже извлек хорунжего из районного отделения милиции, куда тот угодил из-за уличного скандала. Тогда, как помнится, потребовался всего один телефонный звонок начальнику городской милиции. Но здесь поддержки нет, а значит, нужно обрубать хвост и убираться из непонятного, почти чужого белого города, где свободно и сильно парят над бухтой стальные очертания чужих кораблей.
* * *
Ночной подъем – эка невидаль!
Но сегодня, вскакивая по команде, Артем изрядно напрягся. Сказывалась почти курортная атмосфера последних дней в «Шишкином лесу», на базе спецназа: после удачной работы с китайцами капитана Тарасова беспокоили мало. Черкасов надолго исчезал, не отвечал на вопросы, и выражение лица у него было загадочное. Поэтому мягкий гудок сигнала и мерцание синей дежурной лампы над входом в комнату не показались Артему чем-то из ряда вон выходящим. Он привычно вскочил, с хрустом потянулся, надел тренировочный костюм и быстрыми шагами вышел в коридор. Проносящийся мимо прапор из автомобильной роты кивнул Тарасову на бегу.
Майор Черкасов топтался, как конь, под козырьком на входе. Урчали мотором «Жигули».
– Доброе утро, Артем! Готов к труду и обороне?
Вопрос был излишним. Уселись в машину, и «Жигули» тронулись.
– Сейчас два тридцать пять, – сообщил Черкасов. – Через два часа с небольшим выйдем на расчетную точку. Стрельнуть из эсвэдэшки
[14]
надо. В хорошего человека…
За четверть часа майор ввел Тарасова в курс дела. Задание было простым: клиент, отдыхающий на скромной загородной даче, ждал своей пули.
– Очередной неподсудный? – поинтересовался Артем.
– Как водится, – кивнул Черкасов. – Большой мошенник: видеокамерами окружился и прочей машинерией. Большой друг Соединенных Штатов – такого по уголовной статье без шума не подцепишь.
– Я снова в роли «невидимки», – сказал, выбрасывая окурок в окно, Тарасов. – Льстит самолюбию…
– Еще один экзамен в твою зачетную книжку, – туманно пояснил майор. – Прибавь-ка ходу, машинист! – бросил он водителю.
Езда по темной пустой трассе убаюкивала. «Жигули» свернули на раздолбанную асфальтовую дорогу и покатились медленнее.
– Туши фары! – скомандовал Черкасов. – Выгружаемся!
Посветив фонариком, майор извлек из багажника длинный чехол, передал Артему.
– Пятьсот метров вдоль трассы. Дачные домики. Четвертый от поворота, – взглянув на часы, сказал Черкасов. – Огневую точку выбери сам – там пригорки удобные есть, увидишь… Познакомься пока с клиентом. Вряд ли он тебе незнаком…
Засветился дисплей мобильного. На Тарасова глянул усмехающийся потертый мужчина в отличном костюме. Он сидел в кресле и явно позировал: нога закинута за ногу, лицо в три четверти, умное выражение лица. Да, не знать этого всемирного журналиста, проросшего на российской почве еще в конце восьмидесятых и с тех пор регулярно поливавшего грязью всех и вся, было невозможно. Американские хозяева щедро платили устроителю грандиозных телемостов, где рядовые граждане США выглядели лощеными интеллектуалами, а россияне – полными дебилами. Мазохистское удовольствие от созерцания собственных братьев и сестер передавалось, как чума: россияне балдели от собственной неполноценности, не осознавая, что эта кажущаяся неполноценность – заказ из-за океана, услужливо подхваченный вот этим хмырем в заграничном костюмчике. И в новые времена телезвезда пристроилась на ниве обличительной журналистики, подтверждая известное мнение, что обличение на Руси оплачивается гораздо лучше, чем созидательный труд на родную страну…
– Хорош гусь, – вскидывая на плечо винтовку, сказал Артем. – Ствол нормально пристрелян?
– Так точно, – отозвался Черкасов, усаживаясь на переднее сиденье. – Перчатки вот возьми. По окончании операции бросай эсвэдэшку и двигай вот по этой дорожке. На пересечении с трассой тебя подберет случайно проезжающий мимо Баев… Кстати, никаких разговоров по мобильному. Ты телефон-то взял?
– Мобилку ты у меня сам вчера забрал. Забыл, что ли?
– Ну да, конечно… С богом, Артем! Ни пуха, как говорится, ни пера…
Дворик четвертой от поворота дачки просматривался как на ладони: лунный свет лежал на лужайке, качелях, полосатом тенте. Тихо было на дачах, освещенных прожекторным светом. В оптический прицел винтовки Артем разглядел за серебристо-черной ночной листвой рубиновые огоньки наружного наблюдения. «Хорошо охраняется, – подумал он. – Конечно, не Рублевка – там за забор так просто не заглянешь, – но все-таки для ближнего Подмосковья неплохо».
Улегшись на живот – пригорок в семистах примерно метрах от дома оказался, удобнее не придумаешь, – Тарасов еще раз осмотрел двор через оптику. Слишком простая задача. Он еще раз вызвал в памяти американскую улыбку продажной шкуры-журналиста: помнится, тот прохаживался по поводу зверств федералов в Чечне… Продажная сука! Ты видел брошенные русскими сотни квартир в Грозном, где орудовали мародеры?! Ты видел горящие бронетранспортеры, где заживо поджаривались девятнадцатилетние пацаны-срочники?! Ты видел убитых женщин и детей?! Ты видел отрезанные головы пленных солдат с выпученными страдальческими глазами?! Ты продавал Россию и армию оптом; и, в общем, справедливо, что твой благородный в сединах лоб скоро украсит дырка от пули из снайперской винтовки…
