Скорчившаяся в углу девица в задранной до самого «не могу» юбке… Лежащая ничком тетка с наманикюренными ладонями и руками, раскинутыми широким крестом… Плакат черт знает какой давности – «Летайте самолетами Аэрофлота»… Черный вороненый ствол, неторопливо, как в замедленной съемке, возникающий из щели между сваленными кое-как пластиковыми емкостями…
«Снова встретились, костлявая… Вот ты какая на этот раз, зараза… Не увернуться… Не поднять автомат…»
Черкасов успел среагировать: ствол его «каштана» чуть вильнул и выплюнул длинную струю свинца.
В лицо Артема ударились мокрые ошметки. Бандит с простреленной, будто раскрошившейся головой рухнул в темном проходе.
– Спокойно! – прокричал майор. – Преступники обезврежены! Оставайтесь на месте!
И этот его крик перекрыл звон оседающих витринных стекол и лай команд: не выдержали ментовские нервы – ОМОН пошел на штурм.
* * *
Бойцы ОМОНа пошуровали по помещению, но никаких следов взрывных или зажигательных устройств не обнаружили. Ждали саперов, но было уже ясно, что предположения оправдались: бандиты не готовили захват заложников. И все же итог операции был печальным: третий грабитель застрелил мужчину-покупателя и нанес черепно-мозговую травму работнице магазина. Двух рыдающих покупательниц бережно выводили под руки омоновцы. Вибрируя, шевелился на полу чей-то мобильник. Баба-менеджер сурово отказалась от помощи и сразу же бросилась к витринам, чтобы проверить наличие драгоценного товара. Какая-то гламурная дама – похоже, сама хозяйка «Ювелирных изделий» – норовила протиснуться внутрь между широкими спинами терминаторов.
– Ранены? – подбежал к заляпанному кровью Артему Суппортов.
– Забрызгало, – ответил тот.
А Черкасов мельком оглядел место боя, молча сплюнул и, хрустя битым стеклом и помахивая автоматом, двинулся к выходу.
Эксперты бегло осматривали убитых. Щелкали фотокамеры. Телевизионщики несли, как хоругви, микрофоны на телескопических шестах.
Подполковник Суппортов наклонился над бандитом с развороченным пулями брюхом, который лежал у дверей подсобки.
– Странные ребята… Зачем им понадобилось в Украину бежать? Не пойму ни черта! – бормотал он.
Артему, наоборот, было все слишком понятно. Он протиснулся в щель между пластиковыми емкостями, присел над убитым и, пока менты возились в другом углу, охлопал тому карманы. Уголок украинского паспорта выглянул из нагрудного кармана бандита.
Тарасов щелкнул фонариком, пригляделся: так и есть – татуировка в виде креста, похожего на меч, слева на груди, и буквы выколоты – «ОУН(б)».
«Вот куда пташки залетели!» – выпрямившись, сказал себе Артем и следом за Черкасовым вышел на улицу, ничего не сказав ментам. Сами все увидят – они глазастые.
– Мезенцев уже звонил, – усаживаясь на заднее сиденье «газика», сообщил майор. – Ждет тебя, друг, еще одна работенка.
– Отмыться бы сначала, – возразил Тарасов, ухватывая губами сигарету из пачки. – Говорила мне мама: «Учись, сынок, а то сантехником будешь!»
Черкасов заржал. Баев хмыкнул и щелкнул зажигалкой перед Артемом.
– Тут такой переполох был, когда вы вдвоем пошли, – сообщил прапор, выруливая на проезжую часть. – Менты бегают, как тараканы, телевидение вовсю снимает, пэпээсники зевак разгоняют… Управились? Когда ОМОН на штурм пошел, я было подумал, что вас там перекололи…
– Хорош, Саша, базарить, – устало проговорил майор. – Все хорошо. И у нас, и у тебя. Так хорошо, что даже сглазить боюсь…
* * *
Хорунжий Бузько выпросил двое суток и отправился в прикарпатское село – погостить у матери.
Село, куда его привез расхлестанный, с разбитой фарой «ЛАЗ», уже умерло. Только кое-где еще теплилась жизнь, поддерживаемая руками стремительно дряхлеющих стариков и старух. Кое-где недавно подновленное крыльцо, яркие петухи на беленых стенах домиков среди серых покинутых пространств с брошенными слепыми коробками зданий говорили о том, что здесь еще борются за существование.
Из ровесников Бузько в селе остался только придурковатый Стась – остальные разъехались, кто в ближний Львов, кто за границу гастарбайтером. Его-то первым и встретил хорунжий на утоптанной площадке перед магазинчиком. Стась был пьян в дым и тотчас полез обнимать друга. Бузько отстранился, вгляделся в оплывшие черты когда-то красивого лица.
– Пойдем ко мне! – горячо убеждал Стась. – Самогонка хорошая есть! Ты в городе такой не найдешь!
– Да не хочу я самогонки! – отступал хорунжий. – А ты спать бы шел…
– За приезд! Положено! – смрадно дышал друг детства.
Наскучив этой беседой, Бузько молча толкнул Стася в плечо и пошел вниз по улице.
«Село превратилось в руины, – говорил себе хорунжий. – Я знаю, за что мы боремся: за то, чтобы такие, как Стась, перестали пьянствовать, ходили в храм божий и работали на родной земле… И я верю в нашу борьбу!»
Мать ждала его в саду среди старых яблонь с растрескавшейся корой. Их, помнится, сажал еще отец, а маленький Бузько, закусив губу, подгребал совком землю к молодым, еще зеленоватым столбикам стволов. Сколько лет с той поры утекло…
– Сынок! – припала старуха к груди хорунжего. – Как добрался? Из сельских встретил кого? Так люблю, когда тебя наши сельские встречают! Ты ведь орел, боевой офицер!
– Был боевой, да весь вышел… Никого, мама, не встретил, – соврал Бузько.
– Пойдем в дом! Я вареники затеяла, так скоро и за стол сядем! – хлопотала мать.
– Я есть особенно не хочу, – обнимая старуху за плечи, сказал хорунжий.
– Ты в прошлый раз в форме приезжал, – тревожно заглянула ему в глаза мать. – Не разрешают больше?
– Что не разрешают?
– Форму бандеровскую носить…
Бузько пожал плечами: ему не хотелось вступать в вечный спор с любимой матерью. Если заспорят, то обязательно поссорятся. Ни к чему!
– Что Марийка из Италии пишет?
Мать вздохнула, утерла глаза передником:
– Пишет, что плохо все. Она за старухой парализованной ходила, а теперь выгнали. Марийка пошла на работу устраиваться, а там драка на улице случилась, ее в полицию за компанию забрали. Хотели проституткой записать, так она последние деньги полицейским отдала, чтобы не записывали…
– Куда она теперь? – хмуро спросил Бузько.
– Да вроде в Польше ее подруга сейчас, в теплице работает. Марийка тоже туда поедет… Денег, сам понимаешь, в этом месяце не прислала…
– Я вам, мама, привез немного денег, – сказал хорунжий. – У меня дела в гору пошли. Скоро много денег будет, так привезу обязательно. Много привезу.
– Что это я – вареники да вареники!.. Пойдем к отцу на могилку сходим. Он, пока жив был, каждый раз ждал тебя. Так, бедный, ждал…
