Слухи о стрельбе и трупах в Чечне доходили до Ростова-на-Дону и прочно оседали в обывательских мозгах. Марина сидела в офисе своей газеты, анализируя по каплям просачивающуюся информацию. Она отложила на дальнюю полку репортаж о губернаторе, заботящемся о пенсионерах и малоимущих, целиком погрузившись в вечную кавказскую проблему. Выпускающий редактор Коля уже дважды прибегал, экспансивно требуя сдать материал к сроку, но Марина отмахивалась от назойливого хлыща. Картинка последних событий складывалась перед ней, как мозаика. Вырисовывалась серьезная аналитическая статья, которой она, начинающий журналист, может козырнуть перед зазнавшимися столичными коллегами. Нужно позвонить в «Московский комсомолец», есть там один неравнодушный человек…
– Марина, ну черт возьми! – заныл Коля, в очередной раз вырастая в дверях.
– Иди ты! – окрысилась Марина.
– К тебе тут мальчик, – сказал Коля. – Говорит, что у него для тебя интересные сведения…
Чернявый мальчик вошел следом и, мягко выговаривая звук «г», проговорил:
– Здравствуйте! Это вы, говорят, Чечней занимаетесь?
– Я, а что? – улыбнулась Марина симпатичному гостю.
– Где мы можем поговорить без свидетелей? – поинтересовался мальчик.
– Да в кафе на углу. Пошли!
Выпускающий редактор визгливо заорал вслед:
– Марина, а материал?! Применю штрафные санкции, так и знай!..
По дороге Марина спросила:
– Тебя как зовут?
– Дмитрусь… пардон: Дима, – ответил чернявый.
– Ты оттуда?
– Нет, что вы!..
Они вышли из здания редакции, миновали сигаретный ларек.
– Теперь сюда, – указала Марина в сторону переулка. – Срежем путь… Я диктофон забыла на столе. Может, вернуться? Блокнот я все-таки взяла… что… ах…
Лицо девушки с расширенными глазами обернулось к Дмитрусю.
Для верности он выдернул нож из-под обтянутой футболкой тощей лопатки и погрузил его еще раз. Подхватив обмякшее тело, уложил Марину у стены и быстрыми шагами миновал полутемный проулок.
Никто не заметил.
Через час Миша Тарасов звонил Артему.
– Брат, убили ее!.. Марину мою убили!.. Застрелили!.. Я не знаю…
И Миша расплакался, некрасиво подвывая басом.
– Не чепуши. Я прилечу завтра, – сжав зубы, ответил Тарасов. – Жди!
Артем вытряс из своей папочки конспекты занятий и вложил туда коряво исписанный лист. Бегом пересек плац и взлетел на ступеньки штаба. Батя как раз что-то втолковывал дежурному.
– Разрешите обратиться, товариш полковник?
– Ну? – обернулся Мезенцев.
– Товарищ полковник, мне нужно…
– Что в папке? – ткнул пальцем Мезенцев.
– Это рапорт.
– Насчет чего?
– Насчет недельного отпуска.
– Совсем охренел, что ли?! – возмутился комбат. – С каких таких делов? А, Тарасов?!
– Мне срочно нужен отпуск.
– Отставить! – рыкнул Мезенцев.
– У меня и второй рапорт есть, – сказал Артем. – Насчет увольнения из Вооруженных сил.
– Совсем охренели офицеры! – почти простонал полковник. – Батальон, того и гляди, в Ханкалу кинут в полном составе, а этот…
– Вот потому и рапорт, товарищ полковник.
Подкатил к крыльцу «газик» комбата.
– Давай свою бумажку, – буркнул батя.
– Какую из двух?
– Рапорт об отпуске, мля!
Поставив размашистую подпись, Мезенцев прыгнул в «газик» и укатил.
– Что вы и вправду, товарищ капитан! – сказал дежурный прапорщик, все это время стоявший навытяжку перед комбатом. – Тут такие дела завариваются…
– Не умничай, салабон! – сердито бросил Артем и заторопился к себе: час на сборы, и можно еще успеть на самолет.
Опять с Алькой не попрощался, черт!
Увидев восковое лицо Марины, мирно лежащей в гробу, Артем почему-то вспомнил об Альке, и ему сделалось грустно. Злость и ненависть к Умару – в том, что это дело рук полевого, Тарасов не сомневался ни минуты – сменились острым желанием мести. Смерть Умара стала фактом, не подлежащим обсуждению. Артем знал, что приехал в Ростов, к воротам Кавказа, вовсе не на похороны.
Зареванный, с утра пьяный Миша, прижав руки к груди, неотрывно смотрел на бледно-восковую покойницу. «В кого он такой? – размышлял Артем, глядя на Тарасова-младшего. – Мало его в школе лупили… Или, наоборот, слишком часто…»
На поминки Тарасов-старший решил не оставаться. Какое ему, собственно, дело до несостоявшейся родственницы?
Артем тронул брата за плечо:
– Успокойся! Не смеши народ! Ей там лучше…
«Чем с тобой, сопляк», – чуть не добавил Тарасов-старший, но вовремя заткнулся: не место и не время.
Он ушел из родительского дома, оставив родных и близких хлопотать вокруг страшной Маринкиной смерти. «Мне привет от Умара, – думал Артем, шагая по Ростову с сигаретой в зубах. – Скоро увидимся, полевой… скоро…»
Поезд «Ростов-Главный – Грозный» уходил в 21.53. Артем забрался на свою верхнюю полку. Он внимательно наблюдал за пассажирами в зале ожидания и на перроне. Подозрительных не оказалось.
Поезд тронулся. Мимо вагона нарочито медленно прошел военный патруль.
Ночью Тарасов не мог уснуть. Он был свободен – он сам отдал себе приказ и сам готовился выполнить его. «Как там «лешие» из «Шишкина леса»? – подумал он. – Обойдется батя пока без меня».
В Грозном на вокзале было нервно. Разгружались прибывшие из Ростова пассажиры, галдели встречающие.
Маршрутка вырулила на улицу Ленина, нырнула в тоннель под зеленую вывеску с надписью «Грозный». Вдали прорисовались минареты мечети.
Артем видел этот город уже лежащим в руинах и плохо представлял, как выглядит столица мятежной республики в мирное время. Чистые, недавно вымощенные свежей плиткой тротуары, фонтаны и клумбы. Власть сделала разбитый город красивым и парадным. Вот и памятник Ахмаду Кадырову поставили, Героя России дали первому президенту, только потом памятник сняли. Бывает… И только вооруженные автоматами менты на улицах напоминают, что в Грозном все спокойно…
«Здесь танки горели, – вспоминал Артем, поглядывая в окошко. – Они прорывались к «Минутке» и напоролись… А здесь были кучей навалены человеческие ошметки – вперемешку, наши и духовские… Мы тогда уходили на зачистку девятиэтажек, а пехотный капитан все удивлялся, почему мы без броников и «сфер»… Да, двоих тогда потерял «Шишкин лес» – как и вот недавно…»
Площадь «Минутка». Транспортная развязка, раскинувшая пять рукавов в разные стороны света. Ничего о ней, проклятой, ни слова… Только матери бойцов майкопской бригады помнят. Все помнят…
