– Заходи! – махнул лейтенант Артему.
– Что ж это, офицер российской армии полуголым гуляет в общественном месте? – начал дежурный, бухаясь на свой крутящийся стул. – Я вас передам военному патрулю.
– Не имеете права. Это произвол. – отозвался Тарасов. – Хожу в чем есть, – это если по гражданке…
Лейтенант поморщился и поднял телефоную трубку:
– Да, пусть пройдут… Не знаю, тот ли, но…
И дежурный критически осмотрел Артема.
В коридоре прозвучали тяжелые шаги и остановились у самой двери, прозвучали голоса. Тарасов обернулся. Троица чичей, галдя и размахивая руками, ворвалась в кабинет дежурного.
– Этот! – воскликнул бородатый кавказец, тыча пальцем в Артема. – Точно этот!
– С чего ты взял? – вставил по-чеченски второй. – Описание свидетели дали мутное: может, и не этот.
– Берем этого! Потом разберемся, – не согласился первый чич, а третий застыл над задержанным, скрестив руки на мускулистой груди.
Тарасов невозмутимо смотрел на взволнованных кавказцев. Кто-то из случайных очевидцев брякнул… в парке видели…
– Пошли! – рванул Артема за плечо здоровый бугай-чич.
Дежурный мент кивал в такт словам гостей, и лицо лейтенанта замаслилось: друзья пришли!
Тарасов дал вывести себя в коридор. На него дико глянул проходящий мимо сотрудник с папкой под мышкой. У выхода чичи стиснули Артема плечами. Тот, что галдел больше всех, кивнул сержанту в окошке и распахнул дверь отделения.
Артем присел и, выполнив элементарную подсечку, бросил одного из чичей на асфальт. Второй пробовал навалиться на Тарасова сверху, но получил сильный удар в пах и еще один удар – локтем в лицо. Увернувшись от летящего вслед кулака, Артем спрыгнул со ступенек и понесся по тротуару. Следом грохотали подошвы очухавшихся чичей.
Резко просигналила машина. На стоянку влетел знакомый армейский «газик». Из кабины выпрыгнул Завитуша в расхристанном камуфляже, за ним – Багратион в джинсах и футболке. Прибывшие быстро оценили обстановочку.
– Стоять, уроды! – рявкнул майор и ловко дал подножку первому чичу.
– А-а-а! – взвыл бугай и пропахал мордой асфальт.
Багратион принял боевую стойку и встретил набегающего боевика ударом пятки. Тот зашатался, но устоял, сделав шаг назад. Третий чич затормозил, обалдело вертя головой.
– Повторять не надо? – дружелюбно спросил Багратион и трусцой побежал к машине.
Поверженный майором чич пополз на четвереньках. Завитуша проводил его взглядом и вернулся к машине.
Артем сделал круг по стоянке и подбежал к «газику», бухнулся на заднее сиденье.
– Спасибо, мужики, – проговорил Тарасов, когда Чиковани завел мотор и «газик» тронулся.
– А командиром дежурной службы ты сегодня все-таки заступаешь, – сверкнул бешено-веселый глаз Завитуши. – Чего надо-то было вероятному противнику?
– Да так… обознались ребята, – ответил Артем.
– Давай, Багратион, гони! – приказал майор. – Комбез твой в модуле?
– Да, если при обыске не изъяли, – съязвил Тарасов.
– Роту нашу расформировали, – встрял Багратион. – Ты да я остались. Перед бойцами надо выступить, объяснить. Хотя они и сами поняли…
– Если бы ты при бате – царство небесное! – в ментовку угодил, получил бы ты, голубь, выговор, – заметил майор.
Артем кивнул: Завитуша сказал сейчас чистую правду.
Тарасов ждал вопроса насчет кучи трупов за Третьей кольцевой, но вопроса не последовало: на этот раз новостями коллеги не поинтересовались.
Глава двенадцатая
«По врагам России – огонь!»
– «Выполнение приказа начинается с дискуссии…» – процитировал Артем.
– Чего?!
– «Войны шестого поколения», что ли, не читал? Эх ты, деревня сухумская!
Багратион пожал плечами и проворчал:
– Так то ж для ракетчиков написано, а не для спецназа…
Выходит, эпохальное творение в руках прапорщика все-таки побывало.
Они стояли возле КПП, хладнокровно наблюдая, как заглохший прямо в воротах грузовик фырчит мотором и плюется чадом. Вывозили зимнее обмундирование – принимал подполковник из интендантского ведомства: он и кипятился больше всех.
– Так ты идешь или нет? – спросил Тарасов, протягивая связку ключей.
– Ну, иду… На хрена, правда, непонятно…
Громыхая растоптанными «берцами», прапорщик отправился на территорию.
Половина солдатских казарм-общежитий пустовала. Кое-где травка осторожно выбралась за черту асфальта, нарушая стройность и гармонию военного городка. У ангара, где помещался гараж, горой ссыпали отработанные покрышки, да так и бросили. Вдалеке мелькнул солдат с метлой наперевес.
– Эй, боец! – гаркнул Багратион. – Ко мне!
– Рядовой Бахметьев по вашему приказанию прибыл! – откозырял прыщавый солдат с болтающимся на яйцах штык-ножом – явный первогодок.
– Метлу брось и пошли со мной, – сказал Чиковани. – Оружейку резерва приказано вскрыть.
«Не мне ж ящики на себе таскать!» – хотел добавить прапор, но сдержался. Выполнять приказ не хотелось: нету больше батальона, а если резерв разбомбить, то вовсе ничего не будет. И возврата не будет. Вырубили «Шишкин лес», а Завитуша ходит себе улыбается.
Висячий замок на крашеной под цвет весенней травки двери подался подозрительно легко. Дальше была решетка с приваренным винтовым замком вроде гаражного. Багратион наклонился, орудуя здоровенным ключом, а солдатик принялся насвистывать какую-то дурацкую мелодию. Хрястнуло, застонало, и решетка с грохотом распахнулась. Дохнуло в лицо застарелой пылью и едким запахом краски. Зажглась подслеповатая лампочка под косым потолком.
– Е… твою мать! – выдохнул прапорщик, уронив руки по швам.
Глухо звякнул упавший на пол ключ. Солдатик перестал свистеть и застыл, открыв рот.
– Вам предоставляется шанс, провиднык! – сказал Вождь. Эта фраза прозвучала, как короткий лай.
Кульчицкий взглянул на чеченца невесело. Лучших людей он потерял за последние недели. Лучших! Вот уж иначе не скажешь – дружба горем обернулась… Кульчицкому захотелось прослезиться, но, оценив настроение Вождя, он решил этого не делать. Сантименты союзникам чужды…
– Что вы предлагаете? – нечаянно сбившись на писк, спросил провиднык.
– Я больше не предлагаю: я приказываю! – холодно бросил Вождь.
Кульчицкий прокашлялся и взглянул на собеседника исподлобья.
– Я смело беру на себя право приказывать. Убит мой кровный родственник, мой племянник, – сурово продолжал чеченец. – Мальчик закончил здесь хороший университет и подавал большие надежды. Я послал его в Москву, чтобы он осмотрелся в новой для себя стране… И вот – он мертв, и его хоронят московские родичи, а я даже не могу проводить мальчика в последний путь, как это полагается доброму мусульманину!
