Ихара слегка лукавил, автора он помнил прекрасно. Стихотворение написал сам пару лет тому назад, но решил не выпячивать свои таланты перед начальником. Пусть тот думает, что поэт жил в давние времена, это придавало стихам убедительности.
Генерал Сиро Иссии широко улыбнулся. Была в этом стихотворении, как говорится, «сермяжная правда». Ему даже в мыслях увиделась картинка, как двое кровельщиков перебрасываются на крыше пагоды молотком. Он смотрел на заходящее солнце. Его красный диск висел над степью. Генерал пытался прикинуть в уме способ, каким можно спастись от отравляющего газа, когда при себе нет противогаза. Он даже поставил себя на место беглецов, но ничего путного в голову не приходило.
— Если бы я был азартным игроком, то сделал бы ставку, как на скачках, — произнес генерал.
— Ставку на что? — уточнил Ихара.
— Десять к одному на то, что вся четверка скоро будет мертва.
— Ваше превосходительство, а я сделал бы ставку два к одному на то, что они изыщут способ спастись.
— Это невозможно. Утром мы обнаружим в степи мертвые тела. Мне кажется, вы слишком ужесточили эксперимент.
— Посмотрим, — Ихара смотрел на горизонт, где в сгущающихся сумерках просматривалось желтое облако, ответ крылся в нем.
Солдаты уже погрузили оборудование в машины и ждали приказаний, но генерал не спешил покидать это место, он сел за столик, сам налил себе остатки кофе в кружку, пил его мелкими глотками.
— Ваше превосходительство, вам надо возвращаться. В темноте в степи легко сбиться с дороги. Я все проверю сам.
— Нет, Ихара, я решил тоже остаться на эту ночь. Я хочу увидеть твою или мою правоту собственными глазами.
Сказав это, Сиро Иссии пошел к машине. Водитель уже успел заботливо разложить в спальное место одно из сидений и даже положил рядом плед из теплой верблюжьей шерсти. Двигатель продолжал работать на малых оборотах, в салоне было тепло, тихо звучала радиомузыка. Генерал расстегнул мундир, ослабил пояс, прилег на разложенное сиденье. Последние годы он редко выезжал в степь надолго, а потому в темноте она казалось ему особенно враждебной. Вспомнилась виденная в Токио цветущая сакура…
Николай с Ричардом одновременно подбежали к солончаковому озеру, остановились, хрипло дыша. Обернувшись, они смотрели на еле различимое облако газа, оно ширилось, приближалось.
— Не успеем обежать озеро, — закашлялся подоспевший Ямадо.
Чунто хоть и подбежал, но это выглядело так, словно он просто подошел, настолько его дыхание было ровным.
— Успеем, мы на самом его краю, еще немного. Вот только отдышусь маленько. — Николай стоял, упершись руками в колени.
Только сейчас он заметил, что тибетский монах прихватил с собой срезанные с крестов веревки.
— Зачем они тебе? — спросил он.
— В дороге может пригодиться все, что угодно, — с достоинством ответил Чунто.
Озеро шелестело сухим тростником. Если обегать его справа, предстояло сделать небольшой крюк, а затем уже можно было и уходить в сторону, ведь сумерки сгущались. По темноте поиски беглецов вести бессмысленно. Галицкий был уверен, что масштабно их начнут ловить лишь на рассвете. Имелся шанс спастись. Вот только как избежать приближающегося облака?
— Газ тяжелее воздуха? — спросил Ричард уже на ходу.
— Естественно, иначе он поднялся бы вверх, а не стелился по земле.
— Жаль, что мы не в лесу. Так можно было бы забраться на дерево. Проклятая степь!
— Приходится выбирать из того, что имеем.
Николай чисто машинально отсчитывал в уме шаги, которые пробежал. Делал это не с какой-то конкретной целью, а лишь для того, чтобы отвлечь мысли, не думать о нависшей опасности. Он-то знал действие отравляющего газа, ему приходилось видеть погибших от него. Посиневшие лица, высунутые языки, кровавая пена, застывшая на распухших, искусанных губах.
— Не успеем, — вновь стал паниковать Ричард. — Видит бог, не успеем! Уже нет больше сил, — американцу хотелось упасть на землю и дожидаться смерти, получить несколько минут спокойствия и отдыха, просто лежать, закрыв глаза, и ждать.
— Не раскисай, соберись, — подбадривал его Николай.
Почему-то мысль о лесе, где можно залезть на дерево и пропустить ядовитое облако под собой, крепко засела в голове поручика. Но как тут, в степи, взлетишь в воздух? Рядом шуршал тростник, за его изгибом открылась разработанная площадка. Кто-то из местных жителей зимой начал здесь заготавливать сухой тростник, складывать в большие скирды. Наверное, надеялся, пока еще стоят морозы, вывезти его к своему жилью. Тростник в степи служил и как топливо, и как подстилка, из него вязали маты, сооружали загоны, защищающие скот от пронизывающих ветров. Но работа человека пропала зря. Японцы расширили полигон, и все заготовленное осталось на его территории. Соваться сюда было рискованно, можно и жизнью поплатиться.
— Стойте! — крикнул Николай и замер, он завороженно смотрел на скирду.
Высоты в ней было, конечно же, не четыре или пять метров, а всего три, так что сверху не отсидишься, когда подоспеет ядовитое облако. Ричард первым уловил ход мыслей Галицкого. Можно было успеть набросать тростник, а его вокруг еще валялось в изобилии, нарастить высоту и забраться наверх.
— За дело! — крикнул американец и схватил в охапку сухие прочные стебли.
Буквально за минуту работы стало понятно, что вряд ли удастся успеть. Вот тогда и пригодились прихваченные тибетским монахом с «места казни» веревки. Работу организовали грамотно, двое стояли на скирде и затаскивали наверх веревками то, что подавали им снизу.
— Черт! — ругался Ричард. — Из-за темноты не видно, где облако, — он всматривался в сгустившуюся темноту.
На небе уже проклюнулись звезды.
— Еще пару вязанок, и лезьте наверх, — сказал Николай.
— Газ сразу действует? — допытывался американец, затаскивая еще одну охапку тростника.
— Не совсем, придется помучиться, — ответил Галицкий.
— Он уже здесь, — снизу послышался кашель Ямадо, и камикадзе в панике стал карабкаться наверх.
Однако забраться было не так-то просто. Ноги скользили по тростнику, ухватиться не за что. Уже почти добравшийся до вершины Ямадо с криком сорвался, его еле успели ухватить и затащить наверх Николай с Ричардом.
— Чунто! — кричал Галицкий. — Чего медлишь? Скорее наверх!
Тибетский монах неспешно ковырялся где-то в темноте, слышалось потрескивание.
— Ты умереть собрался?
Ответа не послышалось. Монах, судя по всему, был жив, трещал тростником, ходил в темноте.
— Там точно газ, — в ужасе говорил бывший камикадзе, я слышал его запах, я пару раз вдохнул его. Я умру?
— Думаю, что нет, — сказал Николай, смерть наступает через несколько минут вдыхания. — Чунто! Сюда!
