Это дезертирство стало решающим. Если бы не они с Джеком —
таково было в этом цикле имя Аббадона, — как знать, кто тогда победил бы? Кто
знает, если бы они не покинули Люцифера, может, он был бы сейчас царем царей и
восседал на небесном престоле? И что они получили взамен, кроме бесконечной
жизни на земле? Этот вечный круг исправления и отпущения грехов. Кого и чего
ради они исправлялись? Может, Бог вообще больше не помнит об их существовании?
Обретут ли они когда-нибудь вновь потерянный рай?
«Да и стоит ли он того?» — подумала Мими, занимая свое
место, и лишь теперь заметила, что члены Совета чем-то взволнованы.
Девушка взглянула туда, куда смотрела Доротея Рокфеллер, и
чуть не рухнула от потрясения. В самом защищенном, самом безопасном убежище Голубой
крови, на почетном месте рядом с Лоуренсом восседал не кто иной, как
разжалованный бывший венатор, предатель, переметнувшийся на сторону Серебряной
крови, Кингсли Мартин.
Он поймал взгляд Мими и, сложив пальцы пистолетиком,
изобразил, будто целится в нее. И — да, это точно был Кингсли! — улыбнулся,
спуская курок.
Глава 3
В отличие от демонстрационных залов большинства модельеров,
которые обставлялись очень сдержанно, почти по-больничному — ослепительную
белизну в них разбавляли разве что цветочные композиции, — помещение, в котором
расположилась коллекция Рольфа Моргана, напоминало уютный старомодный клуб для
джентльменов: на полках выстроились книги в кожаных переплетах, а на мягких
коврах, вокруг камина, в котором горел огонь, стояли кожаные кресла. Рольф
Морган прославился, продавая широким массам одежду в стиле выпускников
престижных школ; из всех его творений наибольшее распространение получила
обычная рубашка с отложным воротничком и вышитой эмблемой модельера, двумя
скрещенными воротцами для крикета.
Нервничающая Блисс сидела в одном из кожаных кресел,
удерживая на коленях портфолио. Ей пришлось уйти из школы чуть раньше, чтобы
успеть на назначенную встречу для кастинга, и однако же, добравшись до места,
она обнаружила, что модельер опаздывает на полчаса. Как всегда!
Девушка взглянула на других моделей. Все они были миловидны
по-американски, как девушки на рекламе «Крокета от Рольфа Моргана»: загорелые
лица, золотистые волосы, вздернутые носики. Блисс понятия не имела, с чего
вдруг модельер заинтересовался ею. Она с ее длинными, по пояс, рыжеватыми
волосами, бледной кожей и большими зелеными глазами скорее походила на героиню
картины прерафаэлитов, чем на девушку, которая только что вышла с корта после
увлекательной партии в теннис. Но, опять же, Шайлер тоже пригласили на кастинг,
только на другой день, так что, возможно, они сейчас ищут другие типажи.
— Девочки, может, вам что-нибудь принести? Воды? Диетической
колы? — с улыбкой спросила секретарша.
— Спасибо, мне ничего, — отклонила предложение Блисс.
Другие девушки тоже покачали головой. Но все равно приятно
было, что им что-то предлагают. За свою карьеру модели Блисс успела привыкнуть
к тому, что персонал их игнорирует или смотрит на них свысока. Никто и никогда
не проявлял особого дружелюбия. На кастингах Блисс всегда вспоминала, как ее
дедушка осматривал коров на своем ранчо. Он проверял, в каком у них состоянии
зубы, рога и бока. Вот и с моделями обращались как с коровами или как с кусками
мяса: взвешивали их, измеряли и прикидывали достоинства.
Блисс хотелось, чтобы модельер поторопился. Ей не терпелось
побыстрее покончить с этим. Она чуть было не ушла, и лишь чувство долга по
отношению к своему агентству (ну и еще, честно признаться, некоторый страх
перед букером — лысым надменным геем, помыкавшим ею, словно рабыней, и
никак не наоборот) заставило Блисс остаться сидеть.
Она все еще нервничала из-за того, что произошло в школе
перед этим, когда она попыталась поделиться секретом с Шайлер.
— Со мной что-то не в порядке, — сообщила подруге Блисс во
время обеда в столовой.
— Это в каком смысле? Ты болеешь? — поинтересовалась Шайлер,
разрывая пакетик с картофельными чипсами со вкусом халапеньо.
Блисс задумалась — а не больна ли она в самом деле? В
последнее время она определенно чувствовала себя плохо. Но это было дурное
самочувствие другого рода: у нее болела душа.
— Трудно объяснить, — отозвалась Блисс, но все-таки решила
попытаться. — Мне вроде как мерещатся всякие вещи. Скверные.
А точнее сказать — ужасные. Блисс рассказала Шайлер о том,
как это все началось.
Как-то раз она отправилась на пробежку по берегу Гудзона и в
какой-то момент, когда моргнула, вместо спокойной коричневатой глади реки она
увидела поток крови — красный, вязкий, идущий водоворотами.
Потом однажды ночью через ее спальню с грохотом пронеслись
всадники: четверо, в масках, на рослых черных конях; выглядели они
отвратительно, а воняли еще отвратительнее. Словно ходячие мертвецы. Но
видение, посетившее ее в другую ночь, было еще хуже: младенцы, пронзенные
штыками, выпотрошенные тела, монахини, развешанные на крестах, обезглавленные
жертвы... Это продолжалось.
Что же страшнее всего на свете?
Прямо посреди видения появился какой-то мужчина. В белом
костюме. Красивый мужчина в ореоле сияющих золотых волос и с прекрасной
улыбкой, от которой Блисс пробрало холодом до костей. Мужчина пересек комнату и
уселся рядом с ней на кровать.
— Блисс, — произнес этот мужчина, положив руку ей на голову,
словно благословляя ее. — Дочь моя.
Шайлер оторвалась от бутерброда с тунцом и подняла голову.
Блисс было любопытно, как это Шайлер до сих пор удается с аппетитом есть
обычную пищу; самой Блисс она давно уже казалась безвкусной. Может, это потому,
что Шайлер — наполовину человек. Блисс из чистого любопытства запустила руку в
пакетик с чипсами и взяла кругляшок. Он был солоноватый и приправленный
специями — довольно приятно на вкус. Блисс взяла еще.
Шайлер задумалась.
— Ну ладно, значит, какой-то жутковатый тип назвал тебя
своей дочерью. Ну и что? Подумаешь! Это всего лишь сон. А насчет всего прочего
— ты уверена, что не засиделась допоздна за фильмами Роба Зомби?
— Нет... просто...
Блисс покачала головой. Она никак не могла объяснить, до
чего же жутким был тот мужчина, и это ее раздражало. И слова его звучали так,
словно он говорит правду. Но как это могло быть правдой? Ее отец — Форсайт
Ллевеллин, сенатор от штата Нью-Йорк. Девушка снова задумалась над тем, кем же
на самом деле была ее мать. Отец никогда не говорил о своей первой жене, и
всего несколько недель назад Блисс, к удивлению своему, обнаружила фото, на
котором ее отец был запечатлен вместе с белокурой женщиной. Блисс всегда
считала эту женщину своей матерью, но на обороте фотографии было написано:
«Аллегра ван Ален».
Аллегра была матерью Шайлер и одновременно самой известной в
Нью-Йорке больной, пребывающей в коме. Если Аллегра — ее мать, значит ли это,
что Шайлер — ее сестра? Впрочем, вампиры не имели семей в том смысле, какой
вкладывала в это слово Красная кровь. Они были бывшими детьми Бога, не имеющими
отцов и матерей.
