– Чем? – напрямую спросил Кольчугин.
– Они используют в тренировках стероиды. В частности, тестостерон. Это я точно знаю. Тестостерон на тридцать процентов повышает силу, выносливость и агрессивность. Хотя я не знаю, относится он к стероидам или еще к чему-то подобному?
– Я тоже с этим не сталкивался. Кажется, это мужской гормон, являющийся сильным стимулятором агрессивности и боевой активности. Кстати, стимулирует еще и рост волос. – Давид Вениаминович посмотрел на загорелую лысину гостя, тот улыбнулся и погладил себя по темечку.
Сам Кольчугин в ответ погладил себя по полностью седой, коротко стриженной голове.
– Я как-то с молодости с этой штукой сроднился, – сказал Габиани о своей лысине. – Привык и уже другого не желаю. Впрочем, Тенгиз из-за своей лысины страдает. Он рано лысеть начал. Кажется, раньше, чем я в свое время. Может, ему поможет. Но, если и не поможет, привыкнет. Я же привык…
– И правильно. Но мы, кажется, не о желаниях беседуем.
– И о желаниях тоже. Я, в частности, желал сам воспитывать своих солдат. Хорошо воспитывать, качественно готовить. И без американских штучек. А мне это не дают. У меня тоже немало друзей в командовании. Меня поддерживали. Но американское влияние было слишком велико, и перебороть его можно было только высшей государственной властью. А высшая власть была не на нашей стороне. Тем не менее кое-что нам сделать удалось.
Габиани выдержал артистическую паузу.
– Ты продолжай, продолжай… – проговорил Кольчугин.
– Главное я уже сообщил. Главное, что группа американского инструктора на вашей стороне. Осталось рассказать тонкости. Я, конечно, мог бы и просто послать сообщение, скажем, по электронной почте в адрес вашей ФСБ. С чужого, понятно, компьютера. Но я не ставлю перед собой такую задачу – стать предателем. И именно потому приехал к тебе. Знаю, что ты был человеком в спецназе влиятельным, к тебе прислушивались, тебя уважали. Надеюсь, что и сейчас тебя не забыли. Пойми меня правильно. Я не просто сдаю группу американца, потому что меня из-за противостояния с ним отправили в отставку. Я не мстительный человек. У меня другие цели. С этой группой наблюдателем пошел мой сын. Он должен составить отчет. Насколько я его знаю, отчет он будет составлять объективный, невзирая ни на что, невзирая на наше противостояние с американцем. Тем не менее я считаю, что группу вскоре «накроют» и без меня. А сына своего я очень хотел бы вытащить из этого дела. Это условие, которое я ставлю. Если договоримся, я дам координаты и еще кое-какие данные, касающиеся их деятельности. Группа настроена на серьезную диверсию, которую легко посчитать террористическим актом. Потому я сам считаю вопрос серьезным.
– Что за группа?
– Коммандос, как у нас их зовут. По-вашему, это будет спецназ. По профилю деятельности – диверсанты. По национальности – представители разных народов Северного Кавказа. Из этнических грузин там только один, как я сказал, капитан Тенгиз Габиани. И еще есть американец. Не негр, кстати, потому сразу его не выделишь. У нас есть еще несколько инструкторов – вот те чистокровные негры. Но не приведи Господи, их так в глаза назвать. Негр для них – страшное оскорбление. Они сами себя называют афро-американцами. Мой противник, повторяю, не негр, по-моему, латинос. Но таких в США море. Внешне, однако, его можно принять за кого-то из представителей ваших национальностей. По-русски разговаривает чисто. По-грузински внятно, но словарный запас у него маловат. Языков народов Северного Кавказа не знает.
– Зовут его…
– Полковник Валентино Мартинес. Корпус морской пехоты США. Старший инструктор.
– Хорошие данные, – спокойно отреагировал на сообщение Давид Вениаминович. – Но ты сам понимаешь, что мне потребуется время для того, чтобы дать тебе ответ. Не мне давать тебе гарантии безопасности твоего сына. Рылом, как у нас говорят, не вышел и ничего обещать не могу. Мне необходимо доложить командованию. Оно, как полагается, посовещается и через день даст решение.
– Как докладывать будешь? – строго спросил отставной грузинский полковник, не забывающий о конспирации. – На телефон надежды мало.
– У меня трубка «Блекберри», она с шифратором работает. Но, чтобы не прослушали, нужно и на другом конце такую же трубку. Потому вынужден буду в Москву съездить. Шестьсот километров в один конец. Не близко. Но для старого друга…
– Спасибо, Дато Вениаминович.
– Спасибо будешь говорить потом, когда все благополучно закончится. Где ты будешь меня дожидаться? Здесь?
– Я бы уже сегодня с вечерним поездом в Москву уехал. Мне еще кое-какие семейные дела утрясти нужно. Родственник у меня в московском СИЗО под следствием. Нужно с адвокатом поговорить. А потом требуется сразу в Тбилиси вернуться. Опять через Киев, потому что из Москвы улететь невозможно.
– Точно не знаю, но краем уха слышал, что авиасообщение восстановили.
– Это не важно. Что я скажу в Тбилиси, если там меня спросят, зачем я в Москву летал?
– Родственника в СИЗО навестить. С адвокатом поговорить. Уважительная причина.
– Она перестанет быть уважительной после провала группы полковника Мартинеса.
– Но, если начнется операция, ты сам будешь в ней участвовать?
– Мне бы очень не хотелось. Но, если возникнет необходимость, я готов.
– Но это тоже не я буду решать. Меня самого допустили бы, и то хорошо. Но на вокзал я тебя вечером отвезу. Сам утром на машине поеду. Мне собаку в поезде везти – дороговато. На него отдельное купе брать нужно.
– Буду ждать вестей.
– Хорошо. Давай координаты для связи.
Габиани продиктовал номера двух сотовых телефонов. И не удивился, что Кольчугин не записывает. Он хорошо, наверное, помнил, какая у отставного подполковника память, потому что в бригаде, где они вместе служили, только один подполковник Кольчугин мог запомнить после минутного рассматривания топографическую карту, а затем по памяти назвать отличия от другой такой же карты…
* * *
Вскоре представилась возможность связаться с генералом Кобылиным. Валдай начал поскуливать и беспокойно переходил с места на место.
– Что это он? Не болеет? – спросил Габиани.
– Время дневной прогулки подошло. У собаки режим. Извини, Анзор Георгиевич, временно оставлю тебя одного. Можешь отдохнуть. Ты же ночь в поезде провел. А наши местные поезда не самые мягкие. Хочешь, на диване ложись. Или на печку забирайся. Там тепло. Я с утра протопил. Мы обычно часа полтора гуляем. Можешь спокойно поспать. Потревожить тебя никто не должен.
– Я человек южный… – объяснил Анзор Георгиевич. – Солнца в себя за долгую жизнь набрал уже достаточно. Обойдусь без печки. Отдохнуть нужно, согласен.
Давид Вениаминович натянул куртку от своего охотничьего костюма.
– Я трубку с собой возьму. Если что-то случится, мало ли, приедет кто-то, звони.
