– Они будут вести себя скромно, – пообещал грузинский капитан.
– Не захотят, я могу повторить, – сказала женщина. – И тому, и другому.
Для бармена это был, наверное, самый весомый аргумент, и он настаивать не стал.
– Два стакана разбито. Кто будет платить? – все же спросил он.
– Я заплачу, – пообещал Мартинес. – Мне, кстати, кофе покрепче сделайте.
Кольчугин забрал свой недопитый бокал с коньяком и вместе с Тенгизом, заказавшим новый коктейль, прошел мимо капитана Молочаева и старшего лейтенанта Старобубнова, стоявших рядом со своим столом.
– Давид Вениаминович, все в порядке? – спросил Молочаев.
– Все в порядке, Сережа. Я встретил старого знакомого. Сын моего давнего друга.
Офицеры сели. На вопросительный взгляд грузинского капитана Кольчугин ответил просто и лаконично:
– Соседи по корпусу…
Мартинес тем временем успел и заплатить за разбитые стаканы, и взять свой крепкий кофе и коктейль. Сказав несколько слов вставшим на ноги Ризвану и Бексолтану, он догнал подполковника и капитана, когда они устраивались за угловым столиком, за которым раньше сидел Тенгиз. Полковник торопился, потому что не желал оставлять капитана надолго наедине с этим русским спецназовцем, к которому, судя по восхищенному взгляду, капитан относится с большим уважением и симпатией.
Но едва подошел Мартинес, как Кольчугин, сделав глоток из своего бокала, поспешил к выходу, чтобы принести Тенгизу то, что обещал.
– Бексолтана и Ризвана я отправил на верхнюю поляну, – сказал полковник. – Как бы они твоего друга не заметили. Присмотрю…
И тоже шагнул к выходу.
– Он их на куски порвет, – сделал прогноз Тенгиз. – Не смотрите, что немолодой. Для Давида Вениаминовича не существует такого понятия, как тест Купера.
– Присмотрю… – повторил Мартинес упрямо и пошел дальше.
Но все же за дверь полковник не вышел. Его интересовал, конечно, не вопрос безопасности подполковника Кольчугина, который, как он уже понял, в состоянии постоять за себя. И, конечно, не вопрос безопасности Ризвана и Бексолтана, хотя они, в случае продолжения драки, конечно, подвергались бы опасности. Но Мартинес уже предупредил этих парней перед тем, как отправить их в корпус на верхней поляне, что сам пристрелит того, кто еще раз привлечет к себе внимание. Не для того он обучал группу в течение полугода, чтобы чья-то дурость провалила все дело. Сегодняшняя выходка Ризвана должна расцениваться только как профессиональная непригодность, и никак иначе. Но самого Мартинеса интересовали в данном случае действия ушедшего Кольчугина, потому что ухо профессионального разведчика, может быть, и не услышало за тихой музыкой, звучащей в баре, едва-едва различимый «виброзвонок» мобильника в кармане Давида Вениаминовича. Но вибрации кармана были заметны со стороны. И полковник просто проверял себя – не ошибся ли он. Он не ошибся. Однако интересоваться звонками Кольчугина у Мартинеса пока еще причины не было. Люди для того и носят с собой телефоны, чтобы им звонили или чтобы самим звонить. И ничуть не настораживало то, что Кольчугин не пожелал разговаривать при всех. У него для этого может быть множество причин.
Мартинес увидел, как Кольчугин вытащил телефон и разговаривает на ходу, направляясь к своему корпусу, а Ризван с Бексолтаном идут метров на пятьдесят впереди. В этот момент Кольчугин обернулся и, не прекращая разговора, помахал полковнику рукой. Вообще-то он не должен был увидеть за тонированными окнами Мартинеса, вдобавок окутанного полумраком бара. Но он, кажется, увидел. Или просто догадался, что Мартинес будет провожать его взглядом. Опыт, видимо, подсказал. Жест этот Мартинесу был неприятен. Создалось такое впечатление, будто его застали подсматривающим в замочную скважину, и полковник торопливо вернулся к столу, по пути косо посмотрев на виновников свалки в баре, то есть на профессора Скипидарова и его объемную подругу, обладающую совершенными навыками боевого экскаватора. Судя по двум дополнительным стаканам, стоящим на стойке, профессор пытался подпоить «боевой экскаватор». Над такой попыткой, наблюдая за ней со стороны, можно было бы посмеяться. Если верить тому, что алкоголь распространяется и действует на клетку тела, то Скипидаров свалится в три раза раньше, чем его подруга, поскольку по весу она не менее чем в три раза превосходит профессора. По крайней мере, килограммов на сто пятьдесят потянет против его пятидесяти. Да он уже выглядел слегка пьяным, а она сидела на двух высоких табуретах так прочно и уверенно, что вообще непонятно было, пила ли женщина…
* * *
– Что это за человек? – строго спросил полковник.
Тенгиз вяло плечами пожал.
– Я уже сказал, кажется. Это друг и сослуживец полковника Габиани, моего отца. Я помню Давида Вениаминовича с детства. В военном городке мы жили в соседних домах. Хороший человек и большой военный специалист. Не полководец, но специалист. Насколько я знаю, на его счету много операций в разных странах. Удачных операций. В том числе и против американцев. Я с детства помню эти разговоры. На кухне у нас велись. Русские спецназовцы ни во что не ставили американцев. Били их при каждом удобном случае, а случаев таких во времена Советского Союза представлялось множество – и во Вьетнаме, и Никарагуа, и Сальвадоре, и Анголе, и Конго… Куда еще ваши совались… И всегда были биты, если там присутствовал спецназ ГРУ. Тогда, в детстве, я знал только, что дядя Давид специалист по боевым искусствам. В «рукопашке» с ним во всей бригаде никто сравниться не мог. Потом уже отец говорил, что Кольчугин великолепный военный специалист-диверсант, а не просто «рукопашник». И у меня нет причин сомневаться во мнении отца.
Укол в сторону американских спецназовцев полковник Мартинес проглотил и не подавился. Только запил большим глотком горячего кофе, но даже не обжегся. А если и обжегся, не заметил этого, потому что на горизонте, возможно, появился серьезный противник. А противник это или нет, предстояло срочно выяснить.
– А что он здесь делает?
– Понятия не имею. Предполагаю, что отдыхает. Приехал на лыжах покататься.
– С собакой?
– Я не видел его собаки. Но вообще-то я собак уважаю. Особенно больших и лохматых. У меня дома чау-чау. Жена из собачьей шерсти мне носки вяжет. Очень даже спасают от простуды.
– Зато я – видел. Громадный ньюфаундленд. Тоже «шерстяной». На двух чау-чау шерсти хватит. Но кто же едет с собакой отдыхать!
– Значит, он приехал сюда с собакой, чтобы проводить боевую операцию. Правда, порода собаки заставляет в подобном сомневаться, но это тонкости. Вообще-то с ньюфаундлендом следует участвовать в боевой операции на море, а не в горах. Ныряет под американский авианосец и винты обгладывает. В итоге авианосец садится на рифы. Не знаю, может, Давид Вениаминович просто заблудился, если сюда попал…
– Я серьезно разговариваю, – повысил тон полковник.
– Вас кто-то обманул, господин полковник, утверждая, что я шучу. – Тенгиз своим тоном показал, что тоже имеет характер и не собирается позволять давить на себя. – Хотя я и не знаю, как в боевых действиях можно использовать собаку породы ньюфаундленд. Насколько мне известно, специализация этой породы – спасение утопающих. Может быть, в США это и неизвестно, но у нас это даже ребенок знает. И потому таких собак, бывает, по неграмотности водолазами называют.
