Так продолжалось до телефонного звонка, когда майор Коваленко потребовал Шереметева к себе, сообщив, что подполковник Моринец уже прибыл вместе с капитаном Нурмагомедовым, и сейчас они беседуют с командиром. Капитан закрыл канцелярию и поспешил в штаб.
На столе майора лежали несколько компакт-дисков, пронумерованных через трафарет маркером. Пронумеровать можно было бы и от руки, но Коваленко был не просто педантом в отдельных вопросах, но и придирчивым аккуратистом, и любил хорошее оформление. Шифровальщик это знал, поэтому и старался.
– Так много дисков… – удивился Григорий Владимирович.
– У шифровальщика DVD-дисков не оказалось, записывал на простые. А на них много не запишешь, пришлось разбивать.
Майора этот вопрос не волновал, поскольку он был уверен, что десяток компакт-дисков мощный внедорожник «Тойота Ленд Крузер» увезет.
– Ты как, все продумал?
– Даже отрепетировал.
– Ага… Будем концерт устраивать?
– Спектакль. Классический. Генеральную репетицию я себе уже устроил. Теперь представлю свой труд публике. Вон, публика уже собирается. Скоро третий звонок…
15
Публика собиралась…
Подполковник Моринец шел по коридору, с кем-то разговаривая, и его торопливый раскатистый голос слышен был, наверное, и за пределами здания. Судя по двум ответным голосам, с подполковником был не только капитан Нурмагомедов, а кто-то еще. Первым сориентировался майор Коваленко.
– Вместе с командиром идут… – И тут же застучал кулаком в стену кабинета. Потом наклонился к электрической розетке и крикнут туда, как в переговорное устройство:
– Три стула принеси. Срочно!
Дверь кабинета открылась, и вошли подполковник Веремеев, традиционно суровый, с ним подполковник Моринец и капитан Нурмагомедов. А за их спинами стоял старший прапорщик с узла связи, держа в одной руке два сложенных спинками стула, и один – в другой. Стульями, таким образом, были обеспечены все офицеры.
– Садитесь, садитесь, – сказал Веремеев, сам присаживаясь у окна. – Продолжайте работу. Мы послушаем.
– Сначала хотелось бы послушать, как капитан надумал профессора Идрисова выманить. Мне кажется, что Исмаил Эльбрусович уехал с желанием не возвращаться. Посчитал, что ему пора на Западе обосновываться. Вот и Абдуразак Джумалиевич тоже так думает.
– Почему? – не понял Шереметев. – Какие есть основания для подобного вывода?
– Я поддерживаю мнение товарища подполковника, – осторожно высказался капитан Нурмагомедов. – Слишком много вариантов, по которым Идрисов может попасть под подозрение, а он человек предельно осторожный. Даже если мы только заподозрили, что Идрисов и Борзов одно и то же лицо, профессор больше здесь не появится. И мне кажется, что он давно почувствовал, как у него подошвы начали дымиться, и сразу уехал, без всякого желания вернуться.
– Не согласен, – возразил Григорий Владимирович. – Даже один такой маленький эпизод, как содержимое жесткого диска компьютера профессора, уже говорит о том, что он считал себя человеком вне подозрений. Если бы он уезжал без желания вернуться, то уничтожил бы данные жесткого диска или хотя бы подчистил его, чтобы ничего подозрительного не осталось. А он этого не сделал.
– Может, просто не успел… – предположил Моринец.
– Юрий Трифонович, – майор Коваленко был целиком на стороне капитана Шереметева, – если у вас есть данные, что Идрисов уезжал в цейтноте, сообщите нам. Если таких данных нет, считаю ваше предположение чисто умозрительным и не имеющим под собой никаких оснований. Следовательно, исходить нам следует из другого.
– А из чего тогда исходить? – спросил Нурмагомедов. – Наша ситуация, по большому счету, патовая. По дороге сюда мы с товарищем подполковником внимательно перебрали все те факты, что Юрий Трифонович обсуждал ночью с майором Коваленко. Могу на что угодно поспорить, что, предъяви мы эти факты для выдачи профессора Идрисова через систему Интерпола, нас любой суд любой страны на смех поднимет. Каждый факт следует доказывать, а без признаний самого Исмаила Эльбрусовича мы ничего доказать не сможем. Он признаваться, естественно, не будет, а признания двух его сподвижников, иначе говоря, простых бандитов и террористов, назовет оговором. И очень трудно будет доказать обратное. Конечно, можно применить к профессору «прессование» на допросах. Может быть, тогда и удастся что-то из него вытянуть. Если человека таскать на допросы через каждые сорок минут в течение трех суток, он готов будет признаться в чем угодно, лишь бы ему дали выспаться. Правда, потом попробует на суде отказаться от показаний, но это уже техническая сторона вопроса, и после признаний можно добыть подтверждающую фактуру. Профессор все это хорошо знает и понимает. У него в окружении было много опытных бандитов, которые прошли школу допросов и многое могли ему рассказать. Он не захочет сюда возвращаться, и, я думаю, все попытки капитана Шереметева будут напрасными. Раньше времени вызвав подозрения Идрисова, мы окончательно лишимся возможности до него добраться.
– Вы больше с обвинительными документами работаете, – со вздохом согласился майор Коваленко. – То есть мы вообще с ними не работаем и не знаем, какие доказательства суд будет принимать во внимание, а какие не будет. Но сейчас разговор идет не о создании доказательной базы, а только о том, чтобы Идрисова заманить сюда. В Швейцарии ему, наверное, совсем неплохо живется. Потом он и в Лондон пожелает заявиться, а как же жену не навестить! Наша задача – вытащить его в Махачкалу, и давайте на этом и сосредоточимся.
– Я только что пять минут доказывал, что вытащить его будет невозможно, – стоял на своем капитан ФСБ. – Профессор понимает, что его здесь ждет, и не захочет возвращаться. А своими действиями мы только покажем, что плотно по нему работаем, и тогда он вообще все связи с Махачкалой прервет и квартиру бросит. Хотя может продать ее по доверенности. И компьютер бросит со всеми данными. И красных волков забудет.
– Я тоже так думаю, – согласился Моринец.
– Вы оба не правы, – сказал молчавший до этого капитан Шереметев. – Вы просто плохо знаете профессора. Я тоже мало его знаю, но вы – еще меньше. Если бы вы видели его глаза, когда он говорил о красных волках, если бы слышали, что говорят люди из его банды о профессоре, вы бы иначе смотрели на наши шансы. Но я прошу дать мне карт-бланш на эту операцию. Только на начальный уровень, при котором я берусь вызвать профессора сюда, вытащить его, несмотря на все ваши прогнозы. Я уже узнавал авиационное расписание и уверен, что, если в течение часа позвоню и поговорю с ним, то через три часа профессор Идрисов уже вылетит в Москву, а из Москвы в Махачкалу и к утру будет уже дома. У него в квартире все в порядке, я проверял лично. Он ничего не заподозрит и сразу же займется делами, на которые я его толкну. Это та часть операции, которую я беру на себя, и успех гарантирую. Я редко это слово употребляю – «гарантирую», но в данном случае оно подходит больше всего другого. Остальное будете делать уже вы, хотя я буду вынужден помогать ФСБ, поскольку стану почти соучастником действий профессора, по крайней мере, его основным информатором. Итак, я прошу карт-бланш.
