– Принимаете гостей, товарищ полковник? – спросил Устюжанин.
– Если по поводу акта, то к инспекторам. У меня сегодня отгул, – сердито ответил Исмаилов и налил в чашку коньяку. – Если правда в гости, я готов принять любого. Присоединяйтесь и составьте компанию. Только гостить придется стоя. Не на что присесть. А коньяк, кажется, неплохой попался. Он не из магазина. Это взятка. За подписание акта противопожарной безопасности. Если вам нужно акт подписать, бегите за коньяком. Впрочем… И этот может быть из магазина. Взяточники же его не с завода привозят…
Разглагольствования полковника показывали, что он пьянее, чем показался вначале.
– Извините, товарищ полковник, я к вам по делу. И без взятки. И даже с вас взятку вымогать не собираюсь.
– Тогда вы очень странный и непонятный человек! – изрек Исмаилов и пригрозил Виталию Владиславовичу пальцем: – Шутить, что ли, изволите? Если нет… Какого тогда… хм… вам надо?
– Я представляю антитеррористический комитет республики и хотел бы задать вам несколько вопросов, хотя вижу, что вы отвечать на вопросы здраво, скорее всего, не в состоянии.
Первая фраза заставила Исмаилова слегка протрезветь. А последняя фраза являлась инструментом психологического давления на пьяного. Это подполковник знал из курса психологии, который проходят, естественно, не в военном училище, а на специальных курсах для офицеров спецназа, когда повышают их профессиональную квалификацию разведчиков. Специальный предмет предусматривает разные методы ведения допроса человека, когда он, например, пьян, или находится в состоянии аффекта, или испытывает физические страдания, или вообще находится в нормальном состоянии, но без оказания на него давления говорить не желает. Навыки, полученные на курсе, который учит допрашивать пленного противника, вполне пригодились для разговора в иной обстановке. А навыки эти говорили однозначно – если хочешь что-то узнать от пьяного, скажи ему, что он пьян и не сможет тебе ответить. Тогда пьяный, наоборот, будет стараться все рассказать, лишь бы показать, что он почти трезв и в состоянии вести любые разговоры.
Так все и случилось. Теория сработала на практике великолепно. Полковник от обиды даже встал, чтобы слова его звучали более конкретно и солидно:
– Я в состоянии отвечать на любые вопросы. И за свои действия готов отвечать, и за действия своих подчиненных тоже. Нормальное у меня состояние. Я только язык коньяком испачкал, и все… Спрашивайте!
– Когда вы узнали о нападении на ваше управление?
– Тогда же, ночью. Я дома находился. Правда, не спал, хотя время было позднее. Телевизор смотрел. С коньячком… С коньячка потом спится хорошо. А я перенервничал из-за этого звонка и никак не мог уснуть. Потому за коньяк и взялся. Я вообще-то не часто себе позволяю. Вам налить сто граммов?
– Спасибо. Я воздержусь, – отказался подполковник. – И кто вам сообщил о нападении?
– Дежурный, естественно. Он за все в мое отсутствие отвечает. Он и позвонил. Да я и сам ждал. Чувствовал, что-то случится.
– И что вы сразу предприняли? Вернее, что сначала подумали? Какие мысли в голову пришли? Обычно первые мысли бывают самыми верными. – Виталий Владиславович заговорил почти доверительным тоном, и это, кажется, благотворно повлияло на полковника. Он охотно закивал и с еще большей охотой выпил коньяк, который уже налил в чашку:
– Это точно. Сначала я, значит, подумал, что майор Чередниченко ошибся. Чередниченко – это особист из ФСБ. Он базу курирует.
– Я знаю…
– Майор говорил, что звонков много было, а ни разу Герострат этот ни на кого не напал из тех, кому звонил. Это все телефонные хулиганы баловались. У меня, скажу честно, такая надежда была, что и с нами все обойдется. А я человек от природы простой. Мне только мысль подбрось, и я быстро себя уговорю и в нее поверю. Хотел поверить. Но внутри иное ощущение было. Угроза в воздухе висела. Я же для этого, – он постучал ладонью по книге, лежащей на столе, – антагонист. Полная противоположность, и потому он меня ненавидеть должен в принципе.
Устюжанин покосился на книгу. «Жан-Поль Сартр. Новеллы». Видимо, было что-то в книге про Герострата. В принципе, удивительного в проявлении Исмаиловым интереса ко всему, связанному с древним Геростратом, не было. Тем не менее этот факт можно отнести и к подозрительным. Прочитал человек, понравилась ему идея, и он выбрал себе такой звучный псевдоним. Откуда-то ведь амиру Герострату пришла мысль назваться именем древнего жителя Эфеса.
– Теперь что касается самого звонка… Вы же свободно владеете дагестанским языком?
– А как иначе, если я дагестанец чистокровный.
– А Герострат?
– Откуда я могу знать, каких он кровей. Я не встречался с ним.
– Но почему он разговаривал с вами по-русски?
– И этого я знать не могу. Он начал по-русски, я отвечал по-русски. Хотя я и предполагаю, что он дагестанец. Но эти предположения основываются только на том, что другие амиры банд, как правило, дагестанцы. Или какие-нибудь наемники из арабских стран. Но те и дагестанского языка не знают, не то что русского.
– Но у вас было ощущение, что это разговаривает не русский человек?
– Не знаю. Не задумывался над этим. Майор Чередниченко переписал мой разговор для ФСБ. Там же есть, наверное, эксперты. Пусть попробуют определить. Лингвистическая или какая-то там экспертиза…
– Думаю, лингвистическая экспертиза будет проведена. Возможно, она уже проводится. А у вас не было ощущения, что голос Герострата вам знаком?
Полковник поднял на подполковника мутный взгляд:
– Вы, наверное, хорошо на картах гадаете. Да, я улавливал отдельные нотки и во время разговора, и потом, при прослушивании. Даже пытался какие-то особенности речи выделить. Знакомые особенности. Но определить человека не сумел. Знать бы, с кем нужно сравнивать…
– Это очень хорошо, что отдельные нотки вы уловили. Тогда я задам следующий вопрос, хотя он, скорее всего, не вас касается. Но майор Луценко мне не сумел на него ответить. Итак, бандиты захватили ваши машины. И поехали в сторону базы. Навстречу им попались бронетранспортеры охраны базы. Из бронетранспортеров почему-то не расстреляли бандитов. Более того, машины подъехали к базе, и им, судя по всему, открыли ворота, чтобы запустить внутрь. Как такое могло произойти? Ваше мнение…
– Проще простого. Я обговаривал и с майором Луценко, и с погибшим капитаном Стручкявичусом вопрос о сохранности машин на случай нападения. И договорился, что перегоню машины на базу, где они будут под охраной. Как только мне позвонил дежурный, я тут же перезвонил капитану Стручкявичусу, который обещал помочь личным составом и бронетехникой. И снова повторил просьбу о перегоне машин. Капитан пообещал предупредить дежурного по КПП. Видимо, бандитов приняли за нас. Но что я слышал об их действиях… Они действовали так, словно все досконально знали о нашей договоренности с охраной базы. Вам, на мой взгляд, следовало бы обратить на это особое внимание. Меня самого этот факт очень сильно смущает. Бандиты едут навстречу бронетранспортерам так, словно уверены: в них стрелять не будут. И к воротам базы подъезжают так, будто знают, что их запустят. Это не может быть простым совпадением.
