– А что бывает, если человек начинает есть без благословения? – криво улыбаясь, спросил старлей.
– Вкушать пищу без благословения, это то же самое, что украсть ее у Бога. Все на земле Богу принадлежит, и он по своему усмотрению дает нам необходимое.
– Если человек украл, его наказывать надо, – парировал Красота.
– Конечно, – согласился отец Георгий.
– Ну так пусть он меня и накажет. Прямо здесь и сейчас – пусть накажет.
– А он уже наказал, товарищ старший лейтенант. Он отнял у вас разум… – спокойно произнес священник.
Красо́та подавился хлебом и закашлялся. Сидящий рядом крупный широкоплечий лейтенант, фамилию которого отец Георгий не знал, громадной ладонью постучал старшего лейтенанта по спине так, что тот чуть носом в свою тарелку не ткнулся.
Это тоже выглядело своего рода наказанием…
Глава пятая
Подполковник ЦРУ Эктор Камачо был когда-то, как он сам любил говорить, неплохим боксером. В свои студенческие годы и сразу после окончания университета он даже входил в состав национальной сборной США и готовился в ее составе к Олимпийским играм. Правда, тренеры предпочли отправить на Игры другого боксера, и тогда Эктор решил попробовать себя на профессиональном ринге. Сначала ему способствовал успех, и даже не просто успех на ринге, но успех финансовый. Промоутер быстро сообразил, как заработать на тезке и однофамильце двух известных пуэрто-риканских боксеров, отца и сына, которых звали точно так же – Эктор Камачо и Эктор Камачо Джуниор, то есть Камачо-младший. Отец был двукратным чемпионом мира. На этом и сыграл промоутер, выводя на ринг никому не известного новичка. Болельщики шли смотреть, как думали, на прославленного боксера или его сына, а оказывалось, что это совсем другой Эктор Камачо. Но деньги за билеты были уплачены, и новичок профессионального ринга неплохо заработал уже в первых боях. Однако долго так продолжаться не могло, тем более что звезд с неба Эктор не хватал, и бои его на профессиональном ринге, где и перчатки легче, и защитного шлема на голове нет, были довольно посредственными. Полностью перестроиться под профессиональный стиль Эктор Камачо не сумел. Промоутер не предлагал новых поединков, и требовалось искать себе работу. Именно тогда ему и предложили пойти учиться в школу ЦРУ в Кливленде. Камачо согласился, понимая, что с образованием социального психолога он едва ли найдет себе достойную работу, будучи гражданским лицом. А работа в ЦРУ с его профессиональными навыками может оказаться успешной. Тем более что Камачо владел, помимо английского, еще и испанским, и французским языками. Испанский был родным языком его отца, а французский – родным языком матери. Сам Эктор в университете дополнял знания того и другого хотя бы для чтения иностранной научной литературы по психологии.
В школе ЦРУ, выбирая курс, Эктор последовал совету одного из преподавателей и выбрал себе курс изучения региона кавказских стран, как перспективного направления, где можно ждать большого карьерного роста. Через полтора года обучения он попал на стажировку. Правда, приобретать практические знания и навыки, а заодно и совершенствовать грузинский язык, который он начал изучать, его направили не на Кавказ, а во Францию, где Эктор должен был наладить отношения с представителями большой грузинской диаспоры в Париже. Сразу попасть в Париж! Разве это не везение! Многие опытные сотрудники, даже старшие офицеры, только мечтают о такой командировке.
Наладить отношения с грузинской диаспорой получилось быстро. Помогли старые навыки боксера. Один из известных представителей грузинской диаспоры в Париже, владелец целой сети ресторанов грузинской кухни Владимир Александрович Гулиа, имел одновременно собственный боксерский клуб и тренировочный зал, где сам и тренировал боксеров, причем не только грузин, живущих в Париже. Более того, сами грузины мало интересовались боксом, поскольку не имели подходящих физических данных: ни достаточной длины рук, ни крепкой головы, мало ощущающей удары кулака. В зале вместе с Эктором тренировалось всего четверо молодых грузин, остальные были, за исключением одного француза, выходцами из африканских стран. Выдающиеся боксеры в этом зале не работали, да и сам тренер был откровенным любителем. Не представителем любительского бокса, а именно тренером-любителем, если оценивать его профессионализм с американской точки зрения, и потому серьезные парни, имеющие талант и амбиции, здесь не задерживались и переходили к более опытным тренерам. Но Георгий Александрович Гулиа работал тренером-любителем в каком-то детском клубе еще в Советском Союзе, и ему откровенно нравилась эта работа. Не имея больших спортивных амбиций, он спокойно относился к неудачам и не сильно расстраивался, когда очередной ученик уходил от него в другой зал, где имел возможность получить лучшую «школу».
Благодаря своим былым спортивным навыкам и быстро восстановив их, Эктор стал звездой местного масштаба и даже провел два боя за клуб Гулиа, выиграв оба. Его агрессивная американо-мексиканская манера боя была непривычна для молодых европейских боксеров, и боксировать с ним было сложно. При этом Камачо старался со всеми в клубе поддерживать хорошие отношения, особенно с боксерами-грузинами и с самим тренером. Он даже стал вхож к нему в дом, получил покровительство жены тренера, а через них быстро зашагал по лестнице со ступеньки на ступеньку, познакомившись со многими влиятельными представителями грузинской диаспоры, и с теми, кто лояльно относился к режиму тогда действующего президента Грузии, и с оппозиционно настроенными людьми, за которыми, как просчитали аналитики ЦРУ, будущее в этой маленькой горной республике. Университетское образование и специальность, которую он получил, помогали ему успешно налаживать нужные отношения. Эктор Камачо слыл человеком, который может говорить на любую тему, а главное, чем он всех, можно сказать, покорял, это умением слушать то, что другие говорят с удовольствием. Национальная диаспора – это, в общем-то, круг достаточно ограниченных связей и общения, и люди давно уже успели все сказать друг другу. А Камачо был свежим человеком, с которым можно было поделиться любыми своими проблемами, тем более что он, в отличие от большинства, мало говорил, но много слушал. Это редкое среди человеческого общества умение всегда вызывает к человеку приязнь и дружеское расположение, которые в дальнейшем могут перерасти в настоящую дружбу, тем более что грузины народ открытый и к дружбе склонный.
Сам Эктор Камачо умело пользовался при случае миниатюрными диктофонами и вообще всей возможной электроникой, к которой имел особое пристрастие, каждую неделю передавал помощнику военного атташе американского посольства в Париже запечатанный контейнер, где содержался диск с записями интересных разговоров, касающихся не только грузинской политики, но и, во многом, экономики. Копии отсылались, а оригиналы записей оставались у самого Эктора, так что за год с небольшим, что длилась его парижская стажировка, Камачо успел собрать достаточно интересное досье на многих видных людей из грузинской диаспоры. Он был уверен, что когда-нибудь это досье ему очень пригодится…
Высокие горы даже летом нагоняли на Эктора Камачо какой-то непонятный ужас. Когда он смотрел снизу на хребты и вершины, этот ужас только слегка холодил дыхание, трепыхаясь где-то чуть ниже горла. Но если сам забирался в горы на высоту и сверху смотрел куда-то вдаль, этот ужас сковывал все тело, и требовалось жесткое усилие воли, чтобы вернуть себя в нормальное состояние. А зимой это чувство усиливалось многократно. Вживую Эктор никогда не видел снежные лавины, даже не знал, какие условия нужны для их схода. Но стоило ему поехать в горы, как начинало казаться, что лавины сходят постоянно и всюду, только и ждут, чтобы завалить его и его спутников толстым слоем снега, из-под которого невозможно выбраться. Говорят, зарытому в снегу человеку ничто не мешает дышать. Снег – не лед, он пропускает воздух. Пусть в небольшом количестве, но пропускает, и человек какое-то время еще дышит. Но он не может в снегу шевелиться, его раздавливает дальше толщей снежного покрова, и он начинает замерзать. Медленно и мучительно. Зная, что где-то там, наверху, существует жизнь, существует солнце, такое яркое в этих горах даже зимой. Такая смерть казалась Эктору Камачо самым худшим концом из всего, что только можно себе представить.
