Когда утром следующего дня Эктору позвонил сам Мухарбеков, намереваясь зайти для беседы, подполковник вяло и сонным голосом пожаловался на подслушивающую и снимающую аппаратуру в номере, сказал, что в таких условиях не работает, и предложил встречу на улице. Лорса Мажитович согласился, и договорились встретиться у стойки администратора на первом этаже через пять минут. За эти пять минут Эктор успел позвонить по номеру, оставленному коллегой. Машина, оказывается, уже была на стоянке у отеля. Камачо потребовал подъехать к дверям и с балкона увидел, как выехал со стоянки большой бежевый микроавтобус «Форд Транзит» и остановился около дверей отеля, словно бы дожидаясь пассажира, который заказал транспорт.
Лорса Мажитович уже ждал рядом со стойкой, переговариваясь с молодой женщиной-администратором. Эктор сразу определил хозяина гостиницы по поведению и сделал жест рукой, предлагая выйти из отеля, а за дверьми повторным жестом показал на микроавтобус и распахнул дверцу салона.
Разговаривали между собой по-грузински, поскольку ни английского, ни французского, ни испанского языков Лорса Мажитович не знал, а владел только своим родным, русским, и грузинским. Из этих языков подполковник Камачо знал только грузинский, поэтому понять друг друга они могли и, кажется, даже без проблем договорились.
Во всем разговоре самого подполковника Камачо смутило только одно – Лорса Мажитович Мухарбеков желал расплачиваться не деньгами, а золотом в песке и небольших природных самородках, то есть в том виде, в каком золото добывают, «диким золотом». Догадаться было не трудно, откуда такое золото приходило. Сам Мухарбеков ценил его очень высоко, но подполковник Камачо, не будучи специалистом, сообщил, что цену установит его руководство, когда найдет нужного специалиста по оценке. Честность специалиста, которого предложит ЦРУ, у самого Камачо сомнений не вызывала, хотя Мухарбеков свои сомнения высказал, но не очень настойчиво. Видимо, ему очень нужно было оружие по достаточно приемлемой цене, которую могла предложить американская сторона. По большому счету, американская сторона могла и бесплатно это оружие предложить, но к бесплатному и отношение безответственное, и поэтому Камачо предпочитал торговлю. Впрочем, Лорса Мажитович не просил бесплатного оружия, что говорило о серьезности его намерений. Он искал не спонсора, как большинство, а поставщика.
Со стороны Эктора Камачо условие в сделке было одно – сначала поставлялось золото, потом, после экспертизы и определения цены, поставлялось оружие, причем самое современное, высокотехнологичное, с гарантированным боевым качеством. Из всего списка оружия, что Лорса Мажитович передал подполковнику, сомнения вызывали только ПЗРК «Стингер». Мухарбеков просил доставить ему четыре ПЗРК. Эктор Камачо не знал, как посмотрят на такую поставку в ЦРУ. Это было слишком серьезно, наверное, на уровне небольшой атомной бомбы. И потому по «Стингерам» обещал возобновить разговор позже, когда наведет соответствующие справки. Но, кажется, состоявшейся беседой и обещаниями сторон оба остались довольны. Да и друг другу они показались вполне симпатичными людьми, с которыми приятно иметь дело. Это тоже немаловажный фактор при ведении деловых переговоров…
Камачо слегка задремал и от этого почувствовал, что мерзнет. Все-таки своими корнями он был выходцем из жарких латиноамериканских стран, и для него не слишком комфортным был зимний кавказский климат. Но так уж устроен человеческий организм, что человек, когда начинает мерзнуть, чувствует это во сне, но еще крепче засыпает и, случается, замерзает до смерти. Камачо, конечно, это пока не грозило, и он умел управлять своим телом и сознанием даже во сне. Поэтому, когда к нему кто-то подошел, он сразу открыл глаза и сел.
Это был Абали Гирмасолатович Даккашев.
– Что? – спросил подполковник, догадавшись по его виду, что тот с сообщением.
– Вы, господин подполковник, ничего не слышали?
– Нет. Я задремал. А что?
– Я тоже, виноват, задремал. Часовой подошел, разбудил меня и сказал, что оттуда, с российской стороны, раздалось несколько автоматных очередей.
– С границы?
– Нет. Издалека. В горах источник звука точно определить трудно. Здесь ущелье, река – по воде звуки вообще далеко разносятся. Но, говорит, еле-еле слышно было.
– Ошибиться он не мог? Камни, предположим, по склону посыпались…
– Исключено. Он воевал и знает, что такое автоматные очереди.
Словно в подтверждение слов часового, ущелье донесло до собеседников новые звуки автоматных очередей. И тут же зазвучали другие, более громкие.
Теперь уже все поднялись на ноги и стали тихо переговариваться. Но большинство в группе представляло республики Северного Кавказа, и разговаривали они между собой на каком-то незнакомом подполковнику языке. Может быть, даже на русском, потому что на Северном Кавказе, как знал Камачо, языков множество, и часто парни из одной республики не понимают, что говорят соседи из другой.
– Мухарбеков на пограничников нарвался? – предположил Эктор.
Даккашев промолчал, не желая высказываться, пока точно ничего не известно.
– Где стреляли, интересно?
Теперь Даккашев ответил:
– Уже близко. Возможно, на самой границе.
– Грузинские пограничники могут выстрелы услышать?
– Они за перевалом. К ним звук не дойдет. Если только наряд на этой стороне услышит, но он на этой стороне будет только вечером.
– Может, на всякий случай, спрятаться?
– Куда здесь прятаться! – Даккашев обвел взглядом склон. – Если кто сверху пойдет, все равно увидит. Снизу может только Лорса Мажитович подойти. Просто подождем. Уже скоро…
Но просто так сидеть и ждать было выше человеческих сил.
– Пошли кого-нибудь к границе. Посмотреть…
– Ваха… – позвал Даккашев стоявшего рядом бойца. – Посмотри…
Глава десятая
После того памятного боя, несмотря на то что комбат уже перед строем сообщил, что представил, в числе других, и рядового Коровина к награде, сам Юрий чувствовал себя довольно скверно. Никак не получалось у него отделаться от воспоминаний, хотя все другие участники боя вспоминали о происшедшем даже с удовольствием, если вообще вспоминали. А ему постоянно мерещилось одно и то же – как он пытался заглянуть в глаза идущим на него бандитам и видел там смертную пустоту. Мысль, сначала разбросанная, неконцентрированная, постепенно выстраивалась в цепочку и невольно сводилась к тому, что бандиты были не просто обкуренными, а сознательно шли умирать, спокойно и с достоинством принимая пули в грудь. Просто шли на смерть, зная, что «волкодавы» их ни за что не выпустят, а у них нет достаточных сил, чтобы прорвать заслон. Но стрелять в человека, который добровольно идет на смерть, – это чем-то сродни действиям палача. Так рассуждал тогда рядовой Юрий Коровин и оттого мучился. Хорошо, что нашелся рядом солдат-контрактник, который рассказал, что в соседнем поселке есть небольшая православная церковь. Священника, отца Георгия, даже бандиты не трогают, потому что уважают за справедливость и принципиальность. До первой чеченской войны в поселке жило много русских, но потом всех их выгнали, за исключением трех одиноких старух, которым податься некуда. Священник тоже не захотел уезжать и бросать на разграбление свой храм, и старух этих бросать не захотел – вот и проводил службы для них и для пары живущих здесь грузинских семей, исповедовавших православие. В этот поселок батальон спецназа ГРУ, располагавшийся тогда в палаточном городке на небольшом холме, ездил три раза в неделю за питьевой водой. Рядовой Коровин обратился к своему командиру взвода, им тогда был старший лейтенант Столяров, тот, в свою очередь, к командиру роты, и командир роты, войдя в положение верующего человека, послал вместе с другими солдатами за водой и рядового Коровина.
