Солдаты отмечали их перепалку дружным хохотом.
– Следующий, следующий… Недовольные жизнью и начальством злопыхательствуют в сортирах, глубоко вдыхая тамошние ароматы. Осенев, подходи, не робей, тебе по росту положена только одна порция железятины.
– Плохо меряешь, сержант, – Осенев подобрался, нахмурился, – я потяну и вторую мину.
– Ты что, Осень, сдурел, – крикнул кто-то из солдат, – мало тебе пулемета для твоей комплекции?
– Ага… Он скоро миномет за спину повесит для равновесия.
– Ну, дает Осина. Гнет крепче железа!
Богунов развел руками:
– Коллектив единодушно не одобряет. И лейтенант приказал – всем по справедливости. На килограмм живого веса строго по норме. Вот этому амбалу две мины, как слону припарка.
Развернулся к подходящему Касымову. Гигантская фигура второго ротного пулеметчика нависла над снарядными ящиками.
– Что-то мы не торопимся, Эльдарчик? Захворали, что ли?
– Ага… Больной совсем. Ноги, падла, натер… – угрюмо проворчал Касымов. – Две мины не надо, сержант. Не ишак Касымов. Давай одна мина. Две не надо… Не молодой уже.
– Что ты говоришь, – насмешливо всплеснул руками Богунов, – мы уже навоевамшись. Нас пора с оркестрами и цветами встречать. Вот вам еще один пионер с дипломатом на веревочке, как выражается наш комполка Сидорчук.
– Ты сказал, да-а… Сказал… Вообще мина брать не буду, – вдруг зло огрызнулся Касымов и как-то угрожающе осел на своих гигантских кривоватых ногах. – Не нанялся Касымов мины таскать. Мне пулемета хватит, да-а… Минометчики эти во-о-н день сидят, ночь сидят на одном месте, да-а-а… А я с этой боеприпасой бегай сюда-туда…
Касымов сжал кулаки и напрягся, бегая взбешенными глазами по насмешливому лицу своего сержанта.
– Ты кулачки свои лучше разожми, Касым-джан, расслабься, – как-то задушевно заговорил Богунов, улыбаясь и смешливо подрагивая бровью. – Я же кипящих чайников не боюсь. Покипишь-покипишь и перестанешь! – Богунов вдруг быстро наклонился к самому лицу Касымова так, что тот испуганно отпрянул назад, и прошептал тихо, чтобы не донеслось до офицеров, наблюдающих за ними издалека. – Не возьмешь мины, душара, руки переломаю… Нечем будет косячок к губам поднести.
Касымов обмяк, с досадой схватил мины и как-то обреченно отошел в сторону, размахивая злосчастными боеприпасами, не замечая их чугунной тяжести.
13
– Ну, вот, товарищ лейтенант, – сказал Шкловский немного сдавленным голосом с сухим присвистом, – видите сами, сплошные неуставные взаимоотношения. Все у вас в роте как-то несерьезно, непрочно, все висит на волоске. Еще немного, и у нас на глазах случилось бы открытое неповиновение приказу… Воинское преступление, между прочим.
Он закашлялся, достал из какого-то кармашка чистый носовой платок, аккуратно промакнул влажный лоб. Платок развернулся сияющей белизной, рванулся белым флажком на ветру из рук.
– Я вас серьезно предупреждаю, – строго отчеканил Шкловский, скомкав в руках непослушный платок. – Наводите в роте настоящий дисциплинарный порядок. Партизанской вольнице должен быть положен конец. Солдаты должны обращаться к вам и к младшим командирам строго по-уставному. А вот с этими вашими смехуечками – один шаг до беды.
Он развернул платок и принялся аккуратно складывать его в маленький квадратик, словно демонстрируя, как надо наводить во всем идеальный порядок.
Шульгин наблюдал за ним с раздражением.
– Все-то вы правильно говорите, – сказал он тихо, царапая ногтями содранный скользящим ударом пули лак на прикладе автомата, – одна цитата из устава, другая из учебника, третья из газеты. А вот интересно было бы посмотреть, как бы вы сами поставили на место этого неуправляемого дембеля. Если бы сами оказались на месте сержанта Богунова. Или вы думаете, Касымов – послушный пунктик из ваших идеальных параграфов. Вытянется в струнку, ручки по швам, глазки в переносицу, и пойдет строевым шагом по этим камням, ать-два-а…
Шульгин хмыкнул, непроизвольно погладил автоматный приклад, ласково и успокаивающе, как домашнюю кошку.
– Читать лекции с кафедры, сочинять инструкции – занятие нехитрое. Лекторов и инструкторов развелось много. Даже чересчур много на душу населения. Вот если бы эти лекторы примеряли к себе все сказанное. Грузить других легче, чем нести самому. Да только грузить тоже надо с умом. Чтобы хребет не сломать…
Шкловский побагровел, задохнулся, сузил пожелтевшие от злости глаза:
– Сколько нужно грузить, столько и нагрузим, товарищ лейтенант. Не ваше дело. И понесете все, как миленькие. Не сломаетесь. Даже бегом побежите. Много стали размышлять. Лекции им не нравятся! – Шкловский вскинул пухлую ручонку с вытянутым указательным пальцем. – От лекций еще никому плохо не было! Может, вам, товарищ лейтенант, вам не только лекции, может, вам… вообще наша идеология не нравится?
Шкловский поперхнулся, закашлялся, хватаясь за лямки вещевого мешка. Видимо, вещевой мешок хоть и с небольшой тяжестью мешал ему свободно дышать, душил его. Не привыкший к походной амуниции, капитан теребил лямки, пытаясь облегчить давящую на его тучную фигуру тяжесть.
– Мы перенесем этот принципиальный разговор в полк. Поговорим о советской идеологии в более подходящих условиях. Например, в кабинете политотдела или на заседании партийной комиссии, товарищ лейтенант. Выясним, какая у вас сложилась идеология? А сейчас выделите мне сопровождающих. Я собираюсь пройти на позиции шестой роты, проверить там ход политической работы.
Он развернулся в сторону соседнего горного хребта, прищурил близорукие глаза, словно примеряя расстояние до окопов шестой роты, которая звалась в эфире «Подковой».
«Очень ты там нужен, проверяльщик», – подумал про себя Шульгин и невольно усмехнулся, представляя, как тяжко придется на склонах крутого ущелья тучному начальнику с миной за потной спиной.
14
– Вот еще что, товарищ лейтенант, – сердито сказал Шкловский, – хотелось бы знать, где тут у вас устроено отхожее место, – он невольно покраснел, поджал пухлые губы. – Надо немного оправиться перед выходом…
Шульгин развел руками:
– Степь вокруг большая… Специально сортиров не строим. Но удобнее всего за теми камнями. Оттуда ветром в сторону окопов не тянет.
Шкловский отвернул от Шульгина кислое лицо и направился к камням, на ходу снимая вещмешок с нелепо торчащей из него крыльчаткой мины. Вскоре он скрылся за камнями. А Шульгин вызвал Богунова и распорядился выделить группу для сопровождения батальонного замполита. Ткнул Богунова твердым кулаком по бронежилету, приказывая не шуметь при Шкловском, соблюдая по возможности молчание.
Богунов понятливо закивал головой. Солдаты тоже прекрасно знали въедливый характер батальонного комиссара.
Шкловский вышел из-за камней, облегченно вздыхая, поправляя лямки похудевшего вещевого мешка. Никто не обратил внимания, что черный хвост мины уже не торчал из тесемок. Шкловский выпрямился, поправил лямки, отряхнул полы бушлата и махнул Шульгину пухлой пятерней:
