Посвящается моей маме, Чинг де ла Круз, которая всегда
говорила, что Голубая кровь это «то, что надо». А также Мику и Мэтти — навеки.
Убитые преследуют убийц.
Эмилия Бронте. Грозовой перевал.
Мне кажется, сплю я уж тысячу лет, приди и открой мне
глаза...
Эванесенс. Bring Me to Life
Разговор
— Сказано, что дочь Аллегры победит Серебряную кровь. Я
верю, что Шайлер принесет нам спасение, которого мы взыскуем. Она почти так же
сильна, как ее мать. А однажды станет даже сильнее.
— Шайлер ван Ален... Полукровка? Ты уверен, что речь идет
именно о ней? — Переспросил Чарльз.
Лоуренс кивнул.
— Потому что у Аллегры две дочери, — произнес Чарльз
непринужденно, почти шутливо. — Ты, конечно же, помнишь об этом.
— Конечно, — ледяным тоном ответил старейшина ван Ален. — Но
насмехаться над столь серьезным вопросом, как первенец Аллегры, — ниже твоего
достоинства.
Чарльз отмахнулся от сделанного Лоуренсом выговора.
— Приношу свои извинения. Я не хотел оскорблять покойницу.
— Ее кровь на наших руках, — со вздохом произнес Лоуренс.
События сегодняшнего дня утомили его, равно как и воспоминания о прошлом. —
Только вот я думаю...
— О чем?
— О том, о чем думал все эти годы, Чарльз, — а можно ли
вообще это уничтожить?
НЬЮ-ЙОРК ТАЙМС
НЕКРОЛОГ
В возрасте 105 лет скончался Лоуренс ван Ален, меценат и
философ Лоуренс ван Ален, профессор истории и лингвистики Университета Венеции,
скончался прошлой ночью в своем доме на Риверсайд-драйв, Манхэттен.
Ему было 105 лет. Смерть засвидетельствовала доктор Патриция
Хазард, его лечащий врач. Причиной смерти был назван преклонный возраст.
Профессор ван Ален был потомком Уильяма Генри ван Алена,
известного под прозвищем Командор, кумира Америки и одного из богатейших людей
позолоченного века, сделавшего состояние на пароходах, железных дорогах,
частных инвестициях и брокерском деле. Ван Алены основали Нью-Йоркскую
центральную железную дорогу и Центральный вокзал. Благотворительный фонд ван
Аленов был главным инвестором при создании Метрополитен-музея, театра
Метрополитен-опера, труппы «Нью-Йорк сити баллет» и нью-йоркского Банка крови.
У покойного остались дочь, Аллегра ван Ален, пребывающая в
коме с 1902 года, и внучка, Шайлер ван Ален.
Глава 1
ШАЙЛЕР
Скорбеть времени не было. Вернувшись в Нью-Йорк после гибели
Лоуренса в Рио — Комитет замаскировал ее при помощи подобающего некролога в
«Таймс», — Шайлер ван Ален ударилась в бега. Без отдыха. Без передышки. Год
непрестанного движения; всего на шаг она опережала преследующих ее венаторов,
представителей тайной полиции вампиров. За перелетом в Буэнос-Айрес следовал
перелет в Дубай. За бессонной ночью в молодежном хостеле в Амстердаме — такая
же бессонная ночь на двухъярусной койке в доме конференций в Брюгге.
Свой шестнадцатый день рождения Шайлер встретила в поезде,
идущем по Транссибирской магистрали, и отпраздновала чашкой водянистого
«нескафе» и крошащимся русским печеньем. Каким-то образом ее лучшему другу,
Оливеру Хазард-Перри, удалось отыскать в пакете с сухариками свечу и зажечь ее.
Оливер очень серьезно относился к своим обязанностям проводника. Именно
благодаря его бережливости они сумели растянуть имевшиеся у них финансы на
столь долгий срок. Совет старейшин закрыл Оливеру доступ к удачно размещенным
счетам Хазард-Перри, как только беглецы покинули Нью-Йорк.
Сейчас же был жаркий парижский август. Приехав в Париж, они
обнаружили, что город словно вымер: булочные, бутики и бистро позакрывались, а
их владельцы удрали на трехнедельные каникулы на северное побережье. Вокруг
были одни лишь американские и японские туристы, заполонившие все музеи и
галереи, все парки и скверы, вездесущие и неотвратимые, в своих белых теннисных
туфлях и бейсболках. Но Шайлер радовалась их присутствию. Она надеялась, что в
этих медленно перемещающихся толпах им с Оливером легче будет отследить своих
преследователей, венаторов.
Шайлер могла замаскироваться, изменив внешность, но
применение «мутацио» давалось ей тяжело. Она ничего не говорила Оливеру, однако
в последнее время ей не хватало сил даже на то, чтобы сменить цвет глаз.
И теперь, пропрятавшись почти год, они решили выйти из
укрытия. Шаг рискованный, но они уже впали в отчаяние. Жизнь без защиты и
мудрости тайного сообщества вампиров и избранной группы доверенных людей
обходилась им дорого. И хотя никто из них не признался бы в этом вслух, они
устали от бегства.
Теперь Шайлер сидела на заднем сиденье автобуса; на ней была
отглаженная белая блузка с высоким воротником, узкие черные брюки и черные
туфли без каблуков на резиновой подошве. Темные волосы собраны в хвост, а на
лице ни грамма косметики, не считая легкого штриха губной помады. Шайлер хотела
слиться с прочим штатом прислуги, нанятой на вечер.
Но наверняка кто-нибудь заметит. Наверняка кто-нибудь
услышит, как сильно бьется ее сердце, кто-нибудь обратит внимание на ее
учащенное, прерывистое дыхание. Нужно успокоиться. Нужно очистить разум и
сделаться развязной официанткой, каковой она притворяется. Она столько лет
отличалась умением делаться невидимой. Теперь от этого умения зависела ее
жизнь.
Автобус пересек мост и остановился у отеля «Ламбер» на
острове Святого Людовика, небольшом островке на Сене. Отель «Ламбер» был самым
красивым домом в самом прекрасном городе мира. Во всяком случае, так всегда
считала Шайлер. Хотя слово «дом» вообще-то не очень ему подходило. Куда
уместнее было бы назвать его замком — явившимся прямо из сказки, с мощными
стенами, выходящими на реку, с серыми мансардными крышами, вырастающими из
тумана. В детстве Шайлер играла в прятки в здешнем английском саду, где
подстриженные под конус деревья напоминали ей фигуры на шахматной доске. Шайлер
помнила, как разыгрывала воображаемые пьесы в величественном внутреннем дворе и
как бросала с террасы, выходящей на Сену, хлебные крошки гусям.
Подумать только, она тогда воспринимала эту жизнь как нечто
само собой разумеющееся! Сегодня вечером она войдет в величественные
апартаменты отеля не как званая гостья, а как скромная служанка. Как мышь,
тайком пробирающаяся в норку. Шайлер вообще была свойственна тревожность, но теперь
ей требовались все силы, чтобы совладать с собой. Она боялась, что может в
любое мгновение сорваться и закричать; она уже настолько нервничала, что не
могла сдержать дрожь. Лежавшие на коленях руки трепетали, словно пойманные
птицы.
Рядом с ней сидел Оливер. В своей форме бармена, смокинге с
черным шелковым галстуком-бабочкой и с серебряными запонками, юноша был очень
красив. Но лицо его заливала бледность, а в плечах под малость великоватым
пиджаком чувствовалось напряжение. Ясные светло-карие глаза были затуманены и
казались скорее серыми. На лице Оливера не было того скучающего выражения, что
у прочих пассажиров автобуса. Он держался настороже, готовый в любую минуту к
бою или бегству. И всякий, кто присмотрелся бы к нему повнимательнее, заметил
бы это.
