Блисс толком не понимала, в чем дело, но в нынешнем ее
одиночестве появилось нечто иное. Как будто она на этот раз и вправду осталась
одна, а не просто оказалась изгнана из собственного тела, пока Посетитель
занимается бог весть чем. Обычно она ощущала его присутствие, но в прошлом
бывали моменты, когда ей казалось, что в ее теле существует только она сама, а
тот, другой, ушел.
Возможно ли такое? Действительно ли она одна? Блисс почувствовала,
как ее охватывает волнение.
Рядом не было ничего. Посетитель ушел, она это чувствовала.
Она была уверена в этом. Она знала, что ей нужно сделать. Но не знала, способна
ли на это.
«Отдерни шторы. Открой глаза.
Открой глаза!
Открой!!!»
Но где они — эти глаза? «Бесплотный». Сейчас Блисс в полной
мере поняла значение этого слова. Это было все равно что плавать без якоря. Ей
нужно снова вернуться на землю, ощупью отыскать дорогу... ага, проблеск
света... или это лишь игра ее воображения?.. Но если она сумеет расширить эту
светящуюся щелочку... ага, вот так... еще чуть-чуть...
Блисс медленно открыла глаза. Получилось! Она огляделась по
сторонам. Это было потрясающе — видеть мир самой, а не так, как его видел
Посетитель, через его окрашенные ненавистью линзы. Она находилась в библиотеке.
Маленький, уютный уголок с книжными шкафами во все стены. Мачехин дизайнер
настоял на библиотеке, мотивируя это тем, что они есть во всех «приличных
домах». Боби Энн читала журналы. Форсайт предпочитал обитать у себя в берлоге,
в обществе телевизора с большим экраном. Библиотека стала владением сестер.
Блисс вспомнила, как они с Джордан, сидя в кресле у окна, читали и время от
времени поглядывали на бассейн и океан. Девушка заметила на полке рядом с
викторианским бюро стопку книг — домашнее чтение, заданное на прошлое лето.
«Братья Карамазовы». «Гроздья гнева». «Доводы рассудка».
Блисс показалось, что она услышала какой-то звук. Но она не
поняла, снаружи он донесся или изнутри.
«Задерни шторы. Закрой глаза! — в ужасе подумала она. — Закрой,
пока он не вернулся».
Блисс закрыла глаза.
Ничего не изменилось. Она по-прежнему была одна.
Блисс подождала, довольно долго, потом снова открыла глаза.
Ничего. Она и вправду одна. Надо этим воспользоваться. Надо было составить
какой-то план еще тогда, когда она впервые заметила его продолжительное
отсутствие.
Нужно что-то делать, а не только смотреть по сторонам.
Посмеет ли она? Тело было неповоротливым и тяжелым. Ужасно тяжелым. Это
невозможно. А вдруг он вернется? Что тогда? Блисс сказала себе, что нужно
попытаться. Нужно что-то делать. Не может же она просто жить, подобно инвалиду,
в заточении, в параличе.
«Раз я смогла открыть глаза, могу сделать и еще что-нибудь.
Я ведь по-прежнему Блисс Ллевеллин. Я выигрывала теннисные турниры и бегала
марафоны. Я могу это сделать».
«Пошевели рукой. Пошевели рукой».
«Не могу... Слишком тяжело. Где моя рука? Есть ли она у
меня? Что такое рука? Получилось! Я ощущаю свои пять пальцев, но кажется, будто
они ужасно далеко, или где-то за стеклом, или под водой».
Блисс вспомнилась передача «Сегодня», про фокусника, который
попытался прожить под водой несколько дней, и то, каким скованным и распухшим
он выглядел. Она не фокусник, но это еще не причина сидеть поглощенной
собственным страхом.
«Шевелись. Шевели... Своей... Рукой... О боже. Она же весит
три тыщи фунтов. Я не могу. Не могу. Но должна. Давай же!»
Блисс вспомнила, как тяжело было отработать исполняемую
вчетвером пирамиду «скорпион», одну из самых сложных фигур в чирлидинге. Для
нее требовалась безукоризненная координация и мастерство гимнаста, работающего
на трапеции. Блисс была единственной во всей их группе поддержки, способной
исполнить «скорпиона». Она помнила, как страшно ей было в первый раз. Если не
ухватиться за руки тех, кто стоит в нижнем ярусе, упадешь. Если пропустить
сигнал корректировщика, упадешь. Если не удержишь равновесие на левой ноге,
упадешь.
Но она ухватилась, и встала куда нужно, и вскинула правую
ногу выше головы, и простояла так, сколько было нужно, а потом ее подбросили,
она исполнила тройное сальто и приземлилась на обе ноги.
Плохо, что в Дачезне не было своей команды чирлидинга. Блисс
пыталась было ее создать, но никто не заинтересовался. Снобы! Они даже не понимают,
чего лишились. Волнение перед матчем. Предвкушения толпы. Трепет, который
ощущаешь, выбегая на поле, подпрыгивающая грудь, рев трибун, зависть и
восхищение. По пятницам чирлидерам разрешалось приходить в школу в своей
униформе. Это было все равно что носить корону.
«Скорпион».
Она его одолела.
«Раз я справилась тогда, справлюсь и сейчас», — сказала себе
Блисс.
«Пошевели рукой!»
Она ощутила сильный удар собственной руки по лицу.
Посетителя не волновали мелочи вроде маникюра или стрижки волос. Блисс
разозлилась. Она столько трудилась, чтобы хорошо выглядеть, и вся ее работа
пошла псу под хвост! Волосы были спутанными и даже на ощупь жесткими. Нужно с
этим что-то делать.
Проклятье! Рука отдернулась, словно у марионетки на
ниточках. Но все же она это сделала! Ее рука неловко провела по лицу и убрала
волосы с глаз.
Итак...
«Я могу это сделать. Я могу контролировать собственное тело.
Это трудно, болезненно и медленно, но я справляюсь. Я еще не выбыла из игры».
Теперь нужно заново научиться ходить.
ПРОВОДНИК
Кристофер Андерсон почти семьдесят лет верой и правдой
служил проводником Лоуренсу ван Алену. Именно он после возвращения Шайлер и
Оливера с Корковадо доставил Шайлер в больницу, чтобы о ее руке позаботились
врачи. Бодрый и любезный джентльмен никогда не казался Шайлер особенно старым,
но, похоже, после смерти Лоуренса возраст наконец-то настиг и Андерсона. Он
ослабел и ходил теперь с палочкой.
Андерсон навестил ее в тот последний вечер у Оливера —
Шайлер после возвращения из Южной Америки так и осталась у него. У нее не
хватало мужества вернуться в особняк на Сто первой улице. Ей не под силу было
войти туда, зная, что Лоуренс больше не сидит в кабинете и не дымит сигарой.
Дедушкин проводник посоветовал ей как можно скорее покинуть
страну. Он читал стенограммы следствия.
— Вам нельзя рисковать. Неизвестно, что случится завтра.
Лучше вам исчезнуть сейчас, до того, как они отвергнут вас как предательницу.
— Я же тебе говорил, — произнес Оливер, многозначительно
глядя на Шайлер.
— Но куда нам отправиться? — Спросила она.
— Куда угодно. Не задерживайтесь нигде дольше чем на трое
суток. Венаторы быстры, но они будут пользоваться для поисков Контролем, а это
их несколько замедлит. Куда бы вы ни отправились, обязательно в следующем
августе доберитесь до Парижа.
