Но она ничего не могла поделать со своим сердцем. Вероломное
сердце бешено колотилось. Потому что Шайлер сейчас желала лишь одного —
кинуться в объятия Джека.
— Джек! — Выдохнула она.
Даже произнести его имя и то было трудно. Так ли это ужасно,
что ей настолько сильно хотелось снова увидеть его? Видит бог, она пыталась не
думать о нем, пыталась прогнать все мысли о Форсе в самый дальний уголок
сознания.
И все же он неизменно присутствовал там. Во сне она всегда
возвращалась в ту квартиру над городом, на то место у камина. Ведь невозможно
же помешать себе видеть сны. В том не было ее вины. Но это раздражало. Невзирая
на ее желание, Шайлер всегда непроизвольно влекло обратно к нему.
Увидеть его, живого, настоящего, прямо перед собой, было
посягательством на все, что Шайлер пыталась сдерживать год с лишним, который
провела в изгнании. Она убеждала себя, что любовь к Джеку мертва и похоронена,
заперта в сундук, сундук закинут в море и никогда больше не откроется. Она
сделала выбор. Она любит Оливера. Они счастливы — ну, настолько, насколько
можно быть счастливым, когда за твою голову назначена награда. Она не может
любить Джека — он не ее и никогда не будет ей принадлежать. Что бы они ни
значили друг для друга в прошлом, этого более нет. Он — чужой.
Кроме того, он теперь связан узами со своим близнецом, с
Мими, его сестрой. И потому совершенно безразлично, какие чувства она к нему
испытывает — к сожалению. Он уже соединен с другой. Она ничего не значит для
него, а он — для нее.
— Что ты здесь делаешь? — Спросила Шайлер, потому что Джек
просто молча смотрел на нее, даже после того, как она произнесла его имя.
— Я за тобой, — сказал Джек и мрачно сжал губы.
Тут до Шайлер дошло. Джек явился сюда по распоряжению
Совета. Он пришел забрать ее обратно в Нью-Йорк. Арестовать ее. Поставить перед
инквизитором, чтобы тот назначил ей наказание. Виновна она или нет — неважно.
Шайлер знала, каким будет вердикт — они все против нее. И Джек теперь один из
них. Часть Совета. Враг.
Шайлер попятилась к противоположной стене, к другой двери,
хоть и знала, что это бесполезно. Защитные заклинания означали, что выйти
невозможно, только через крышу. Но придется попытаться. Разбежаться по стене и
прыгнуть достаточно высоко, чтобы можно было проломиться через стекло.
Джек заметил, как ее взгляд метнулся к потолку.
— Если попробуешь — уничтожишь эту комнату.
— А мне какая разница?
— Думаю, большая. Я думаю, ты любишь отель «Ламбер» не
меньше моего. Ты не единственная, кто играл в его садах.
Конечно же, Джек бывал здесь прежде. Ведь его отец был
регисом. Форсы, должно быть, останавливались в том же гостевом крыле, что и
Шайлер с Корделией. Ну и что с того?
— Если другого пути не будет, так я и сделаю. Можешь
посмотреть.
Джек шагнул к ней.
— Шайлер, я не враг тебе. Что бы ты ни думала. Ты
ошибаешься. Этот путь закрыт. Здесь стоит защита, которой ты не чувствуешь, ей
Лоуренс тебя не обучил. Ты разобьешься о стекло. Я не причиню тебе никакого
вреда.
— Нет?
— У тебя нет выбора. Шайлер, пойдем со мной. Ну пожалуйста.
Джек протянул руку. Его светящиеся зеленые глаза внезапно
сделались мягкими и умоляющими. Зловещее выражение лица исчезло без следа. Он
выглядел уязвимым и потерянным. Именно так он смотрел на нее тем вечером. Когда
просил ее остаться.
И Шайлер ответила так же, как в тот раз.
— Нет.
И, даже не вздохнув, метнулась в сторону и вверх, так
стремительно, что превратилась в розовое размытое пятно на фоне золотой стены.
Потом она швырнула тело вверх и пробила стеклянный свод. Хрустальные осколки
дождем осыпались на мраморный пол. Все произошло в мгновение ока.
Джек ошибался. Шайлер знала наложенное на потолок
заклинание. И противодействующее тоже знала. «Континео» и «франго». Лоуренс был
предусмотрительным наставником. И она не подвела дедушку хотя бы в этом.
«Прости, Джек. Но я не могу туда вернуться. Никогда».
И она исчезла в ночи.
Глава 13
БЛИСС
— Послушайте, никуда я не уйду, пока не увижусь с Блисс! Я
настаиваю! Если хотите удалить меня отсюда — вызывайте полицию!
Голос, очень громкий, агрессивный и пронзительный, выдавал
полную уверенность говорящего в собственной правоте, соединенную с той
характерной нью-йоркской заносчивостью, какую способен проявить лишь
пресыщенный горожанин. Это был голос того типа, каким орут на
посыльных-велосипедистов и рявкают на подчиненных, требуя немедленно доставить
чашку кофе без кофеина и пенки, — настолько громкий и настойчивый, что он
пробился через глушащую все кисею, которая отгораживала Блисс от окружающего
мира.
Посетитель зашевелился. Это походило на то, как будто
свернувшаяся кольцами змея готовилась к броску.
Блисс затаила дыхание.
— Вы можете, по крайней мере, сказать ей, что я здесь?! —
Раздался очередной вопрос.
«Что означает вся эта чушь?»
Блисс подскочила. Посетитель обратился к ней напрямую,
впервые за год.
Сперва вспыхнул свет, а потом она обнаружила, что к ней
вернулось зрение и что она смотрит в окно. У двери главного входа стоял
невысокий лысый мужчина, весь вне себя от ярости, и изводил горничную.
«Это Генри», — сказала Шайлер.
«Кто он такой?»
«Мой букер
[7]
из модельного агентства».
«Объясни».
Блисс послала Посетителю воспоминания и образы: ожидание под
дверью кабинета в агентстве «Фарнсворт», пристроенная на коленях папка с
портфолио, встречи с Генри за чашкой капучино в «Бальтазаре» перед началом
уроков, проход по подиуму во время Нью-Йоркской недели моды, фотосессия на
верхнем этаже здания Старрет-Лехай, участие в рекламной кампании «Цивилизации»,
поездка на фотосессию на Карибы, ее фотографии на биллбордах, журнальные
развороты, наклеенные на бока автобусов и такси.
«Я все-таки модель», — напомнила она ему.
Кобра расслабилась, кольца улеглись, раздвоенный язык
спрятался. Но напряженность и настороженность остались. Посетитель совершенно
не находил ситуацию забавной.
Модель. Живой манекен.
Он быстро принял решение.
«Избавься от него. Я был небрежен, допустив подобное. Нам
следовало продолжать появляться на публике. Никто не должен заподозрить, что ты
— это не ты. Не подведи меня».
