«Что ты имеешь в виду? Чего ты от меня хочешь?» — спросила
Блисс, но не успела договорить, как — бах! — и она снова вернулась в свое тело.
Она полностью контролировала его. Это и близко не шло в сравнение с той,
предпринятой на прошлой неделе жалкой попыткой смахнуть волосы с лица. Девушка
осознала, насколько же значительную ее часть он отнимал у нее, и постаралась
скрыть эту мысль от него.
Это было похоже на возвращение к жизни после положения в
гроб. Блисс дрожала и пошатывалась, как новорожденный жеребенок. Она как будто
годами смотрела плохую, нечеткую, размытую копию фильма — и вдруг кто-то навел
резкость.
Блисс чувствовала запах штокроз, растущих под окном комнаты,
ощущала соленый привкус морского воздуха. Ее руки... ее руки принадлежали ей
одной. Они были легкими и сильными, а не тяжелыми, как неподъемный камень. Ее
ноги двигались. Она шла! Блисс зацепилась за ковер, охнула и пошла осторожнее.
Но свобода имела свою цену. Блисс ощущала присутствие
Посетителя; он пребывал где-то у нее за плечом, как пассажир на заднем сиденье,
ждал и наблюдал.
«Это проверка, — подумала она. — Он хочет посмотреть, что я
стану делать. Нужно пройти испытание... Избавиться от Генри. Но Генри не должен
заподозрить, что со мной произошло что-то странное».
Девушка открыла дверь спальни, наслаждаясь ощущением
прикосновения бронзовой дверной ручки к ладони, и сбежала вниз по лестнице.
— Погоди! Мануэла! Впусти его! — Крикнула Блисс, вбегая в
прихожую.
Какое это было удовольствие — снова слышать свой голос,
чудесный грудной голос, разносящийся вокруг. Внутри, у нее в голове, он звучал
совсем иначе. Блисс казалось, будто она поет.
— Блисс! Блисс! — Воскликнул лысый мужчина.
Генри ничуть не изменился: все те же очки без оправы, все та
же одежда, подобранная в одном цвете. На этот раз Генри был в своем обычном
летнем костюме — белая льняная рубашка и такие же брюки.
— Генри!
Генри расцеловал ее — точнее, воздух у ее щек.
— Я уже не первый месяц пытаюсь с тобой связаться! Это
ужасное происшествие! О боже! До сих пор поверить не могу! Я так рад, что с
тобой все в порядке! Можно, я войду?
— Да-да, конечно.
Блисс провела Генри в залитую солнцем гостиную, где их
семейство принимало визитеров. Боби Энн увлеклась морской тематикой и немного
переборщила. На стенах висели скрещенные весла, сине-белые подушки были
отделаны веревками, и повсюду красовались миниатюры с маяками. Блисс попросила
горничную принести напитки и устроилась среди подушек. Изображать
великосветскую хозяйку дома оказалось нетрудно. Ее готовили к этому с детства.
И только эта подготовка не позволила Блисс водить босыми ногами по ковру и
подпрыгивать на подушках.
Она жива! Она снова в своем собственном теле! Она
разговаривает с другом! Но Блисс следила за лицом так же тщательно, как и за
своими мыслями. Нельзя показывать, что она вне себя от восторга — ведь у нее
погибла мачеха и пропала сестра. Это определенно может вызвать подозрения.
— Прежде всего позволь мне принести соболезнования по поводу
Боби Энн, — произнес Генри, снимая свои модные очки и протирая стекла подолом
рубашки. — Ты ведь получила цветы? Мы особенно не ожидали, что ты пришлешь в
ответ открытку с выражением признательности, так что не переживай.
Цветы? Какие цветы? Генри, не дождавшись от Блисс ответа,
забеспокоился, и девушка тут же поспешила скрыть замешательство, взяв его за
руку.
— Конечно же! Конечно, они были прекрасны! Это так любезно с
вашей стороны!
Разумеется, агентство не могло не прислать цветы на похороны
Боби Энн.
В ходе разговора Блисс постепенно поняла, что газеты
объяснили смерть членов Совета пожаром на вилле Альмейда. Подозревали, что имел
место поджог, но поскольку медлительность бразильской полиции была известна
всем, на свершение правосудия никто особо не надеялся.
Горничная вернулась, неся кувшин любимого напитка Боби Энн,
коктейля «Арнольд Палмер» — смесь холодного чая с лимонадом, причем лимонад был
сделан из лимонов, сорванных в их саду.
— Просто не верится, что я не видел тебя целый год! —
Воскликнул Генри, принимая запотевший бокал с янтарным напитком.
Год!
Это было настоящим потрясением. Блисс едва не выронила
бокал, так у нее задрожали руки. Она понятия не имела, что с тех пор, как она
перестала контролировать свое тело и свою жизнь, прошло так много времени.
Неудивительно, что стоило такого труда вспомнить хоть что-нибудь.
Кстати, это значит, что она пропустила свои последний день
рождения. В том году, когда ей исполнилось пятнадцать, семейство отмечало этот
праздник в «Радужной комнате»
[8]
. Но когда ей исполнилось
шестнадцать, рядом не было никого, чтобы отметить эту знаменательную дату.
«Включая меня саму», — сухо подумала Блисс.
Она не присутствовала даже на собственном дне рождения.
Целый год прошел, пока она боролась за то, чтобы сохранить хоть подобие
самосознания. Этот год уже не вернуть, а время становится все более и более
драгоценным.
В душе у Блисс поднялась волна жгучего гнева — ее ограбили,
украв целый год! — но она снова подавила эмоции. Нельзя допускать, чтобы
пассажир на заднем сиденье знал о ее переживаниях. Это слишком опасно. Нужно
сохранять невозмутимость.
Блисс повернулась к своему агенту и другу и попыталась
притвориться, будто не чувствует себя так, словно ей только что врезали под
дых.
Глава 14
МИМИ
Над горными склонами занимался рассвет. Миновала очередная
безрезультатная ночь, проведенная в трущобах. Они просканировали всех жителей намеченного
района, и взрослых, и детей. Завтра они будут заниматься тем же самым, начав с
севера трущоб в Жакарезиньо. Боевой дух членов группы начал падать. Мими
думала, что они никогда не найдут Джордан. По крайней мере, в Рио. Кингсли
держал хорошую мину, но Мими чувствовала, что он злится из-за ощущения
собственного бессилия.
— Инстинкты мне говорят, что я прав и она здесь, — произнес
Кингсли, когда они быстро шли вниз по склону, сквозь лабиринт кое-как
сооруженных лестниц.
Узкие улицы были пусты — навстречу попадались лишь бродячие
собаки да изредка случайный загулявший пьянчужка.
— А глом говорит, что ты ошибаешься, босс, — отозвалась
Мими.
Она знала, что Кингсли терпеть не может, когда она его так
называет.
Кингсли выплюнул жевательный табак, и коричневый плевок
описал высокую дугу. Это впечатляло бы, если бы не было так омерзительно.
— Я предпочла бы, чтобы ты этого не делал, — заметила Мими.
