— Может, скажешь, что я должен делать, чтобы угодить тебе? —
С ухмылкой поинтересовался Кингсли.
Мими не удостоила эту провокацию ответом. Она задумалась: а
каково это — быть преобразованной Серебряной кровью, что бы это ни означало?
Осталась ли у него родственная душа? Распространяются ли на него те же правила,
что и на них? И вообще, чем занимается Серебряная кровь? Нуждаются ли они в
Красной крови, чтобы жить? Или они держатся на одном кофеине и сахаре —
Кингсли, похоже, так и существовал. Он был тощий, хотя мог проглотить дюжину
пончиков в один присест.
— Кэп, — позвал Тэд Леннокс. — Малышка хочет поговорить с
Форс.
Это была та же самая девочка, которая нынешним вечером уже
крутилась вокруг них. Та самая, которой Мими подарила плюшевую собачку, —
девочка теперь прижимала игрушку к груди.
— Золотце, ты почему бродишь тут одна? — Спросила Мими. —
Тебе давно пора спать в своей кроватке. Уже пять утра.
— Сеньора, сеньора! Вы же кого-то ищете? — Запинаясь,
спросила девочка по-португальски.
Мими кивнула. Венаторы работали под прикрытием. Если кто-то
интересовался, что они делают в трущобах, они изображали полицейских,
разыскивающих пропавшего человека.
— Да, ищем, — ответила Мими на родном языке девочки.
— Маленькую девочку вроде меня.
— Откуда ты знаешь? — Резко спросила Мими.
Это в их историю прикрытия не входило. Согласно легенде, они
искали вора, преступника, беглого заключенного, взрослого мужчину. Никто не
знал, что на самом деле они ищут девочку, потому что это мешало бы им взять
след. Если бы люди знали цель их поисков, это стало бы им сниться и работа
венаторов сильно затруднилась бы.
— Откуда тебе известно, что мы ищем маленькую девочку?
— Потому что она мне сказала.
— Кто сказал? Что сказала? — Резким тоном спросила Мими.
Девочка покачала головой. Похоже, она внезапно чего-то
испугалась.
— Ты ее сканировала? — Спросил Кингсли, склонив голову
набок.
Мими кивнула. Она просканировала всех детей в первый же
вечер и никаких зацепок не обнаружила. Но довела ли она дело до конца? Или
действовала слишком мягко? Действие Контроля было непредсказуемо: некоторые
люди плохо переносили вторжение в сознание. Если они просыпались во время
сеанса, это могло повредить им и даже довести до сумасшествия. Вспомнить хотя
бы, что произошло с так называемыми свидетелями, которых они допрашивали.
Венаторы действовали умело и осторожно и до сих пор не
причинили вреда никому из Красной крови. Но возможно, Мими просто не захотелось
рисковать, когда речь шла об этой малышке. Очевидно, она произвела беглую
проверку и не стала лезть к ней в глубину подсознания.
Сэм достал из кармана фотографию Джордан, сделанную в школе.
В своей клетчатой форме Джордан выглядела серьезной и обеспокоенной.
— Ты ее видела? Это она?
Малышка кивнула, крепко прижимая игрушечного щенка к груди.
— Ну и что же тебе известно? Вот уж воистину, устами
младенца... — произнес Кингсли.
Мими шикнула на него. У нее заколотилось сердце. Неужели все
это время ключ к разгадке был у них перед носом и сопровождал их на каждом
шагу? Когда эта компания ребятни принялась ходить за ними? Пожалуй, с самого
начала, с первого же вечера. Что же получается, они не ухватились за ниточку
потому, что Мими оказалась слишком слабой и мягкотелой и не просканировала
девчонку как следует?
— Ты уверена? Ты точно видела именно ее?
Мими хотелось встряхнуть девочку. Хотя на самом деле ей
хотелось как следует встряхнуть себя. Она позволила эмоциям повлиять на работу.
И с каких это пор у Азраила вообще завелись эмоции?
Малышка кивнула.
— Да, это она, София.
Она назвала Джордан настоящим именем. Мими пробрал озноб.
Тэд присел на корточки перед девочкой.
— Откуда ты ее знаешь?
— Она жила тут неподалеку, — сказала малышка. — С бабушкой.
Мы все боялись старой дамы. София тоже.
— Где она сейчас?
— Не знаю. Ее забрали.
— Кто?
Девочка не ответила.
— Пропон фамилиар, — негромко, но повелительно произнесла
Мими на священном наречии. «Скажи своим друзьям». Она воспользовалась
принуждением. Она не хотела причинять вред девочке, но им необходимо было
узнать подробности. — С тобой ничего плохого не будет. Расскажи нам все, что
помнишь.
— Плохие люди. Мужчина и женщина. Они увезли ее, — бесцветным
голосом произнесла девочка. — В понедельник.
Венаторы переглянулись. Именно в этот день они прибыли в
Рио.
— А эта ее бабушка? Она еще здесь? — Спросила Мими.
— Нет. Она уехала через несколько дней. — Девочка посмотрела
на них большими перепуганными глазами. — София сказала, что ее будут искать,
хорошие люди и плохие люди. Мы поначалу не были уверены, хорошие вы или плохие.
Но она сказала, что с хорошими людьми будет красивая дама, и вы мне подарили
собачку, — запинаясь, сказала девочка.
— Она сказала тебе, что мы придем? — Тут же спросила Мими.
— Она попросила отдать хорошим людям, когда они придут, вот
это.
Девочка вытащила из кармана конверт, потрепанный и грязный,
но надписанный прекрасным каллиграфическим почерком — такой обычно можно видеть
на конвертах цвета слоновой кости, с приглашениями на заключение уз.
Письмо было адресовано Араквиелю. Мими знала, что Араквиеля
называют Ангелом приговора. А еще — Двуликим. Этот ангел нес в себе
одновременно и свет, и тьму.
Это было имя Кингсли Мартина.
Глава 15
ШАЙЛЕР
Когда она пробила стекло, на лице Джека отразились
потрясение и гордость, но Шайлер позволила себе лишь мимолетный взгляд на него.
Нужно было перестать думать о Джеке и сосредоточиться на собственных действиях.
Она выпрыгнула из комнаты в небо, приземлилась на решетку для вьющихся растений
и оттуда соскочила на землю. Девушка помчалась к выходу сквозь праздничную
толпу — размытое розовое пятно среди гостей.
Было уже за полночь, и характер празднества изменился — на
всяком памятном сборище наступает момент, когда у присутствующих появляется
ощущение вседозволенности. В воздухе витала необузданная энергия; болливудские
звезды танцевали, извиваясь по-змеиному, а сотня барабанщиков с деревянными
барабанами дхол отбивали ровный и обольстительный ритм. Шайлер не могла бы в
точности сказать, в чем тут дело, но в гипнотичности этой музыки присутствовало
нечто зловещее; ее притягательность была почти грозной. Чем-то это напоминало
щекотку, когда она делается мучительной, а смех — нежеланным и
неконтролируемым.
