— Ну что, давай, — произнес он.
Мими кивнула.
Она медленно перевернула тело.
Это была Джордан Ллевеллин.
Мими узнала ее серые глаза. Они были широко распахнуты,
взгляд устремлен в потолок. Мертвой девочка выглядела даже младше своих
одиннадцати лет. На ней была грязная пижама, та самая, в которую Джордан была
одета в момент похищения. Мими хватило одного взгляда на землистый цвет лица
девочки, чтобы понять — у нее выпили всю кровь, до последней капли. Полное
потребление.
Мими едва не вырвало. Она не была готова к тому, что
предстало ее глазам. Это оказалось намного хуже, чем захвативший ее врасплох
зомбированный страж. Мими присоединилась к венаторам ради приключений и для
того, чтобы убраться подальше от Нью-Йорка... Ей никогда и в голову не
приходило, что они потерпят неудачу. Никогда. И знать, что они были так близко,
что почти успели — и все же опоздали... Она не была готова увидеть мертвого
ребенка. Эта картина теперь останется с ней навеки.
Мими всегда была уверена в себе. Ее вера в себя и
собственные способности была несокрушима. И она верила в то, что Кингсли под
силу отыскать Джордан, что он их не подведет. Теперь при взгляде на него ее
охватывало идущее из глубины души ощущение предательства.
Но Кингсли сделал нечто странное. Он вытащил из походного
вещмешка увеличительное стекло и принялся разглядывать глаза мертвой девочки.
— Леннокс, а ты что думаешь по этому поводу? Ты это видишь?
— Произнес Кингсли, обратившись к Тэду, застывшему в дверном проеме.
Тэд взял лупу и принялся изучать глаза Джордан. Через
несколько минут он передал лупу брату, и тот последовал его примеру.
— Нет, не вижу.
— Вот и я так не думаю, — произнес Кингсли, и в голосе его
проскользнула нотка торжества. — Форс, посмотри поближе — ты это видишь? Или,
точнее, не видишь?
Мими взяла лупу и заглянула в глаза Джордан. И что она
выискивает? Что ей предлагается не видеть? Все это было ужасно. Взгляд Джордан
был пустым и застывшим. Но в конце концов Мими поняла, что имел в виду Кингсли.
В глазах Джордан недоставало зрачков. Посередине глаза, там, где им полагалось
находиться, не было ничего — одна сплошная радужка, как у куклы.
— Что с ней произошло? Что это означает? — Спросила Мими.
На лице Кингсли появилась улыбка.
— Это означает, Форс, что мы еще не проиграли. Хранитель
жив.
Глава 30
ШАЙЛЕР
Ждать — труднее всего. Шайлер вспомнилось, как она привыкла
сидеть в квартире на Перри-стрит и ждать, вот как сейчас, прихода Джека на их
тайное свидание. Всякий раз, когда он перешагивал порог, это казалось чудом.
Просто невозможно было поверить, что он принадлежит ей и что ему не терпится
увидеть ее, точно так же как ей не терпится увидеть его.
Казалось, будто она бросила его лишь вчера — такими
головокружительными были чувства, которые он разворошил в ее душе, и такими
сильными — вырвавшиеся на волю воспоминания. Она любила смотреть, как он входит
в квартиру. Она помнила, какая тревога исходила от него, когда он возникал в
дверном проеме — как будто он внутренне готовился к разочарованию. И всегда в
его глазах читался один и тот же вопрос — а найдет ли он там ее? Будет ли она
ждать его? За это Шайлер и любила его так сильно. За то, что он был таким же
уязвимым и так же переживал, как она.
Он никогда не считал их отношения чем-то само собой
разумеющимся.
И вот теперь она снова ждала его. Он вернется к ней — она
верила. И сейчас, сидя на полу пещеры в парижских катакомбах, верила куда сильнее,
чем прежде, когда томилась на диване в нью-йоркской квартире.
Она верила, что он к ней вернется, потому что если не
вернется, это будет значить... Нет. Нет! Его не могли убить. Но вдруг — вдруг!
— он ранен? Вдруг он сейчас лежит в каком-нибудь из этих темных туннелей, без
сознания, истекающий кровью? Что тогда?
Шайлер никак не могла заставить себя подумать о том, где
сейчас Оливер. Она надеялась, что Джек прав, что Серебряной крови было не до
него... Кроатан не интересуется людьми. А так ли это? Как она могла оставить
его? Она никогда не простит себе, что бросила Оливера там. А теперь и Джек...
Джек тоже исчез. Неужто ей суждено потерять обоих в один вечер?
Нужно идти. Она достаточно долго ждала. Джек нуждается в
ней. Нужно идти искать его. Нельзя сидеть тут и ничего не предпринимать.
Шайлер подняла факел с пола. Но едва лишь она шагнула к
первому туннелю, сзади послышался какой-то звук. Шум шагов. Девушка
развернулась, угрожающе выставив факел перед собой.
— Стоять! — Крикнула она.
— Это я... не волнуйся... это просто я.
Перед ней стоял Джек. На вид он был целым и невредимым — ни
единого выбившегося из прически волоска, ни единой царапины. Одежда была чистой
и казалась свеженаглаженной. Джек выглядел безукоризненно, как всегда, — будто
не он только что сражался со сворой Серебряной крови. Шайлер не опустила факел.
А Джек ли это? Она вспомнила красные глаза барона. Она не сразу разглядела
Серебряную кровь под человеческим обличьем. Действительно ли перед ней Джек
Форс — или кто-то иной? Еще один враг, умеющий изменять облик?
— Откуда мне знать, что это ты? — Спросила девушка, держась
за факел так, словно тот способен был спасти ее от всех, кто бы сюда ни явился.
— Шайлер, я только что едва не погиб. Ты шутишь? — Произнес
Джек.
— Не подходи!
Ей вдруг подумалось — а что, если это часть плана Серебряной
крови? Какого-то смертоносного заговора? Маскарада? Вдруг это входит в их
замысел: позволить Джеку «спасти» ее, чтобы он смог снова завоевать ее доверие?
В конце концов, прошел год, а за это время многое могло измениться. Откуда ей
знать, что он не переметнулся? Они не слыхали за это время ничего о событиях в
Комитете — а что, если... что, если...
— Шайлер, я не Серебряная кровь!
Теперь Джек выглядел сердитым. На лбу у него запульсировала
жилка. Голос его был хриплым после крика.
— Прекрати. Ты должна доверять мне! У нас мало времени —
отец сможет лишь задержать их. Нам нужно выбираться отсюда!
— Докажи! — Прошипела Шайлер. — Докажи, что ты тот, за кого
себя выдаешь!
В ответ он сжал ее в объятиях, приподнял и прижал к стене. А
потом впился губами в ее губы, и с каждым поцелуем Шайлер заглядывала в его
разум и душу. Она видела год ненависти... видела его одиноким, отчужденным,
уязвленным. Она солгала ему и бросила его. С каждым поцелуем он показывал и
передавал ей все свои чувства, как она снилась ему, как он жаждал ее, как она
была ему необходима... и над всем этим была его любовь, всепоглощающая любовь к
ней, ставшая основой жизни. Во тьме они снова нашли друг друга, и Шайлер
целовала его в ответ, целовала жадно, изголодавшись за время разлуки, и хотела,
чтобы это продолжалось вечно — хотела вечно чувствовать, как их сердца бьются
рядом, как переплетаются их тела, как его руки скользят по ее волосам и вниз,
по спине. Шайлер хотелось плакать от затопившего их обоих неодолимого
чувства...
