— Да о чем угодно, — отозвался Кингсли, захватил пальцами
щепотку икры, отправил ее в рот и облизал пальцы.
Он заполнил свою тарелку едой, потом открыл шампанское и
наполнил два бокала. Один он с улыбкой вручил Мими.
— Я серьезно. Мне не хочется, чтобы ты обиделся.
— Кто — я? — Изумился Кингсли.
Он уселся на диван, водрузил ноги на кофейный столик, а
тарелку с завтраком примостил себе на колени.
— На чем... на чем живет Серебряная кровь? — Спросила Мими.
— Ну, в смысле, помимо кофеина, сахара и креветок размером с твой кулак, —
добавила девушка, наблюдая, как Кингсли ест. — Ну, то есть ты все еще
исполняешь церемонию? В смысле — над людьми?
Кингсли покачал головой. Он обмакнул креветку в коктейльный
соус и заметно помрачнел.
— Нет. — Он откусил кусочек. — Нет, дорогая. Для тех, кто
пил бессмертную кровь, это уже не вариант. Боюсь, для Кроатана единственная
кровь, которая чего-то стоит, это кровь, текущая в твоих жилах.
Мими уселась на кровати напротив Кингсли, скрестив ноги, и
изогнула шею.
— А ты когда-нибудь ощущаешь искушение?
Кингсли лениво улыбнулся.
— Постоянно.
— И что ты делаешь?
— А что тут сделаешь? Я не могу. Я дал слово соблюдать
кодекс. Я живу в воздержании. Я по-прежнему могу есть пищу... и иногда она даже
приятна на вкус.
Он пожал плечами и вытер пальцы о подол рубашки.
Мими чуть было не сказала ему, чтобы он так не делал, но
притормозила — в конце концов, она ему не мамочка.
— Ты хочешь сказать, что не чувствуешь вкуса всего этого
добра?
— Я пытаюсь.
— А как же все те жареные пирожки?.. — Удивилась Мими.
Ей вдруг стало жалко Кингсли. Он был бессмертен в истинном
смысле слова. Для поддержания жизни ему не требовалось ничего. Какое одинокое и
странное существование.
— Да, я знаю. — Кингсли рассмеялся, но глаза у него были
печальные. — Я много ем, потому что способен чувствовать вкус лишь частицы
того, что стоит передо мной. У меня бездонный аппетит, я из тех, кого
невозможно насытить. — Кингсли подмигнул девушке. — В этом и заключается
проклятие Серебряной крови.
— И ты еще говорил мне, что это я несерьезно отношусь к
серьезным вещам! — Поддела его Мими.
— Ну, не без того. Мы с тобой во многом похожи, — отозвался
Кингсли. Он поставил пустую тарелку и подошел к девушке. — И нам неплохо
вместе? — Спросил он. — Ну признайся — клево же?
Он лизнул ее в шею, потом в ухо, потом нежно поцеловал спину
и плечо. От его губ пахло шампанским.
Мими закрыла глаза.
Небольшое развлечение — вот что это такое. И не более. И для
него, и для нее. Просто секс. Чисто физическое явление, исключительно ради
удовольствия. Никаких чувств, никакой божественной связи, никакого небесного
призвания... Просто развлечение. Ничего больше.
Кингсли продолжал целовать ее в шею — и вдруг Мими
почувствовала, что он выпустил клыки и щекотно прикусывает ее кожу.
— Эй, ты что это делаешь? — Поинтересовалась девушка, ощущая
страх, смешанный с возбуждением.
Ей никогда не доводилось оказаться на месте жертвы. На месте
добычи. Кингсли был опасен. Исправившаяся Серебряная кровь. С тем же успехом
его можно было бы назвать исправившимся доберманом.
— Тсс... это не больно... честное слово.
Он прикусил ее шею — совсем чуть-чуть, только чтобы она
почувствовала, как его клыки пронзили кожу, — а потом слизнул каплю ее крови.
Облизнул губы и улыбнулся Мими.
— Попробуй!
Мими пришла в ужас. Что он только что сделал? И теперь он
хочет, чтобы она тоже это проделала?
— Нет.
Но Мими вынуждена была признать, что искушение сильно. Ей
всегда было интересно — каково это. Почему Кроатан предпочитает это обычной
церемонии.
— Давай. Ты не причинишь мне вреда. Уверяю тебя.
С Кингсли Мими чувствовала себя живой, раскованной, не
стесненной условностями. Ну правда, какой тут вред? Просто прикосновение.
Просто капля. Просто поддразнивание. Она не хотела пить его кровь, но внезапно
ей до смерти захотелось ее попробовать.
Игра с огнем. Поднести руку к пламени и отдернуть прежде,
чем обожжешься. Лезвие ножа, идущее между опасностью и развлечением. Русские
горки. Выброс адреналина опьянял. Мими выпустила клыки и уткнулась лицом в шею
Кингсли.
Солнце встало, заливая комнату светом. А Мими Форс
переживала лучший момент своей жизни.
Глава 50
ШАЙЛЕР
Она переживала из-за того, что вот так бросила Блисс. Но
сейчас она настолько была на взводе, что не могла думать ни о чем другом, кроме
того, что та, с кем она всю жизнь мечтала поговорить, теперь очнулась. Она
жива. Аллегра ван Ален жива. Она открыла глаза полчаса назад и позвала дочь.
Войдя в стеклянные двери Нью-Йоркской пресвитерианской
больницы и направившись к лифту, на котором можно было добраться в отделение
постоянного ухода, Шайлер попыталась вспомнить, сколько дней и ночей она
провела, бродя по этим коридорам, освещенным лампами дневного света, пропахшим
антисептиком и формалином, сколько раз она встречала здесь день рождения, День
благодарения и Рождество, проходя мимо сочувственно улыбающихся медсестер и
мимо заплаканных, встревоженных людей, толпящихся возле операционных.
Сколько раз?
Столько, что и не сосчитать. Столько, что и не перечислить.
Здесь, в этом медцентре, прошло все ее детство. Горничная учила ее ходить и
говорить, а Корделия оплачивала счета. Но у нее никогда не было матери. Не было
того, кто пел бы ей песенки во время купания или целовал перед сном. Ей не от
кого было хранить тайны, не с кем воевать за наряды, не с кем ссориться, хлопая
дверью. У нее не было нормального чередования нежности и раздоров, бесконечного
пути к близости матери и дочери.
У нее было только вот это.
— Как вы быстро добрались, — с улыбкой сказала ей дежурная
медсестра. Она проводила Шайлер от ординаторской до частного крыла, в котором
пребывали в оцепенении самые привилегированные и самые тяжелые коматозники
Нью-Йорка. — Она вас ждет. Это чудо. Врачи просто не могут прийти в себя. —
Медсестра понизила голос. — Говорят, о ней могут даже сообщить по телевизору!
Шайлер не знала, что и сказать. Она до сих пор не могла
поверить в то, что это правда.
— Подождите. Мне нужно... мне нужно кое-что принести из
кафе.
Девушка быстро обогнула медсестру и сбежала по лестнице до
самого первого этажа. Она выскочила наружу через вращающуюся дверь, напугав
нескольких интернов, устроивших себе незапланированный перерыв с распитием кофе
на лестничной площадке.
