— И что же это?
— Не мешало бы освежиться каким-нибудь свежевыжатым соком. Причем не банальным апельсиновым или яблочным, а экзотическим — из тропических фруктов, киви, личи, манго…
— Личи? Что это такое?
Довольная произведенным эффектом и тем, что ей удалось удивить Холдена, Марибелл ответила:
— Тоже один из довольно вкусных фруктов. Обычное дело.
— Как скажете.
— Видите, вы не всесильны. Не всегда можно понять, чего же человеку хочется на самом деле. Мыслите стереотипами?
— Вовсе нет. Говорят, мне неплохо удается читать по лицам.
— Значит, вам не удалось раскусить меня до конца.
— Ума не приложу, почему.
— Что вы хотите этим сказать? — резко спросила Марибелл. — Уж не то ли, что я предсказуема? Или, еще лучше, примитивна?
— Нет, что вы… Не обижайтесь. Я действительно встречал довольно много девочек, похожих на вас. Им всем нравится примерно одно и то же.
— Я, кажется, никакая не девочка, — сердито пробормотала Марибелл.
— Все в этом мире относительно. Мне вы и впрямь кажетесь девочками, мало что смыслящими в жизни. До поры, до времени… Или же этот штамп может сопровождать вас всю жизнь.
— Ну, знаете!..
Ему что, доставляет удовольствие над ней издеваться?
Марибелл даже несколько секунд раздумывала над тем, чтобы встать и уйти. Не дожидаться ни кофе, ни мяса, ни десерта. Еще чего не хватало, позволять так с собой обращаться!
Он примирительно коснулся ее руки. Марибелл вздрогнула от этого нежданного прикосновения, от этой непрошеной ласки.
— Бросьте. На некоторые вещи не стоит обижаться, и уж тем более расстраиваться из-за них. Наслаждайтесь тем, что у вас есть, и тем, какая вы есть, своей юностью в том числе. Не обращайте внимания на болтовню старого ворчуна вроде меня.
Марибелл в изумлении вытаращилась на него.
— Старого?!
— Ну, я несколько преувеличил, да и сказал это в шутку… Надо же было вас как-то отвлечь…
— Простите, а сколько же вам лет?
— Тридцать пять, — коротко ответил Гроуд.
Надо же… Однако он выглядит моложе своих лет. Она ошиблась лет на пять. Почему же он считает себя старше своего возраста? Или и впрямь неудачно пошутил?
Ну, конечно же, это была нелепая шутка. Слишком молодой блеск глаз, слишком велик интерес ко всему происходящему, в том числе и с посторонними людьми…
Хотя его отрешенный вид, с которым он изрекает свои высокомерные сентенции, больше подходит не тридцатипятилетнему мужчине в расцвете сил. Можно подумать, они на уроке в колледже, и он выспрашивает у Марибелл, почему она плохо приготовила задание по английскому языку!
Бедные его дети, если они у него есть или когда-нибудь будут. Он же замучает их своим видением правильности, идеальности того, как им надлежит делать кучу вещей.
Возможно, ему стоит выпить, и тогда он разговорится? Чем черт не шутит, может, даже и развеселится.
Ах да, ведь он же за рулем. Тогда и она не будет пить из солидарности с ним. А заодно и на случай, чтобы не показаться ему еще легкомысленней и импульсивней, чем есть на самом деле.
И тут Марибелл внезапно догадалась, почему ее так задевают вполне невинные — да, да! — высказывания и замечания Холдена.
Он попросту понравился ей… Но ее он воспринимает как молоденькую, и, наверное, избалованную девочку. Легкомысленную, неглубокую, поверхностную, может быть, даже инфантильную.
Вот почему так царапает каждая его фраза относительно нее самой, Марибелл. Ведь совсем не такой хочется выглядеть в его глазах.
Марибелл надулась, как мышь на крупу. Она принялась маленькими глоточками отпивать слишком горячий, только что принесенный для нее кофе по-венски.
— Нравится? — спросил Холден.
— Да, — коротко ответила она.
— Не хуже, чем подают в Вене. Вы когда-нибудь бывали в Вене?
Марибелл покачала головой:
— Нет, не была. Я за всю свою жизнь бывала только в Берлине (отец взял с собой в командировку), гостила в Шотландии, и летала в отпуск в Швецию. Пожалуй, на этом и все…
— Что же, вы так редко отдыхаете?
— Я плохо переношу жару, это раз. У моих родителей не было свободных денег на какие-то увеселительные поездки. А у меня больше денег уходит на съемную квартиру, чем откладывается на путешествия. И не к каждому отпуску удается скопить нужную сумму. Иногда отдыхаю, даже не выезжая из города.
— Это неправильно, — задумчиво сказал Холден.
— Ну, уж как есть. Вы-то наверняка путешествовали немало?
— Да, немало. Южная Африка, Хорватия, Нидерланды, Испания, Португалия, и так далее.
— А что вы делали в Южной Африке?
— Охотился.
— На кого, если не секрет?
— На львов в основном.
Марибелл широко открыла глаза:
— Зачем?
— Иногда я и сам задаюсь этим вопросом, — рассеянно произнес Холден. — Раньше я иначе относился к охоте. Был молодой и глупый.
— А теперь? — Марибелл лихорадочно размышляла, стоит ли упускать такую удачную возможность съязвить. Потом решила, что, пожалуй, не стоит. Возможно, ей удастся разговорить Холдена, и вечер, по крайней мере не пройдет в скучной, безликой беседе…
— А теперь я пересмотрел свои взгляды. Стал с большим уважением относиться к жизни. И к человеческой жизни, и к жизни животных. В конце концов, зверушки не виноваты в том, что человек пытается за их счет удовлетворить свои амбиции.
— Вы думаете, это амбиции? — поинтересовалась Марибелл.
Холден пожал плечами:
— Амбиции, комплексы, нереализованная агрессия… Не так уж важна причина. Куда неприятней теперь для меня следствие, то есть охота и убийство.
— Может, вы состоите в Гринписе?
— Отнюдь. Вовсе не требуется вступать в какие-то официальные организации, чтобы придерживаться своей точки зрения и жить в соответствии со своим мировоззрением.
— Вот как. Но тогда, может быть, вы репортер, мистер Гроуд?
— Почему вы так решили, Марибелл?
К этому вопросу она не была готова и растерялась.
— Ну… — начала она, — вы, с одной стороны, говорите, как будто обзоры статей зачитываете… И потом, у вас активная гражданская позиция.
Холден засмеялся.
— Почему вы смеетесь? — она смутилась окончательно.
— Всегда приятно узнать о себе что-нибудь новое. Я думал, что в очередной раз услышу о том, какой я зануда, педант, чересчур правильный для хаоса этого безнадежного мира.
