Она привлекала его, он ее желал, но в то же время он отчетливо понимал, что в их самых пылких и эротичных ласках никогда не присутствует сердце.
– Чего же я ищу? – спросил он себя вслух.
Он вспомнил другую женщину, почти такую же красивую, как леди Эстер, которая задавала ему почти тот же вопрос.
Она лежала в его объятиях в таинственном мерцании теней, отбрасываемых затухающим огнем. В наводящем сон благоухании тубероз маркиз размышлял, как уютно и легко он чувствует себя в этом мире.
И тогда женщина, приподняв голову, лежавшую у него на плече, произнесла:
– Чего мы ищем, Алексис?
– Что ты имеешь в виду? – удивился он этому вопросу.
– Я знаю: как бы я тебя ни любила, есть часть тебя, которая остается для меня недоступной, – ответила она. – Я постоянно чувствую, что недотягиваю до идеала – если именно этот идеал таится в глубине твоего сердца.
– Глупышка! – нежно сказал маркиз. – Ты – все, что мне нужно, все, что я хотел найти в женщине.
Однако, говоря это, он в душе сознавал, что лжет.
Та женщина была милой, очаровательной, желанной, ее ласки – совершенными, – и при всем том она была права, полагая, что чего-то ей недостает.
С Эстер Стэндиш было то же самое. Ни одна женщина не хотела отдавать себя больше, чем она, и ему было известно: он волновал ее так, как прежде не смог взволновать ни один мужчина.
Стоило их взглядам встретиться в комнате, полной людей, – и они ощущали друг к другу магнетическое притяжение.
Пламя желания вспыхивало и, разгоревшись от их прикосновений, поглощало и испепеляло их обоих.
А как она была прекрасна!
Маркиз улыбнулся, припоминая все мелкие уловки, которые она продолжала использовать, чтобы привлечь его внимание к своему телу.
Черные жемчуга на белой коже, голубые подвязки с его инициалами, вышитыми бриллиантами.
Ее манера встречать его, не имея на себе никакой одежды, лишь в ярких домашних туфлях, или в другой раз – с огромными, почти до плеч серьгами в ушах.
В мире не существовало ни одной соблазнительной затеи, которую леди Эстер не была готова употребить, чтобы привлечь внимание мужчины и заставить его ощутить, как она ему нужна.
Несомненно, когда страсть к мужчине, как у леди Эстер к нему, перерастает в одержимость, это весьма приятно и льстит мужскому самолюбию.
Так, за всеми этими мыслями, он подъехал к своему дому на Парк-лейн и, остановив лошадей перед портиком с колоннами, окончательно решил, что назавтра к ней не поедет.
Войдя в мраморный зал, он с удовлетворением отметил, как восхитительны были освещенные солнцем картины Ван Дейка, которые продал его отец, а он недавно смог вернуть, выкупив их.
– Дома ее светлость? – спросил он у дворецкого.
– Да, милорд. Ее светлость ждет вашу светлость в голубой гостиной.
Маркиз поднялся на второй этаж и вошел в великолепный зал с бело-золотыми стенами, служившими идеальным фоном для целой коллекции картин французских мастеров.
Правда, несколько панелей зияли пустотой, – всякий раз при виде их маркиз мрачнел. Но теперь он хотел видеть только свою сестру, которая стояла у окна, глядя на сад.
– Алексис! – воскликнула она, когда он вошел в гостиную. – Я уж думала, что ты совсем забыл меня.
– Ты должна простить мне мое опоздание, Каролина, – ответил маркиз. – Мне пришлось задержаться по неотложному делу.
– И я даже могу догадаться, с кем ты задержался, – с улыбкой заметила графиня Брора, направляясь к дивану.
Каролина была на пять лет старше маркиза. Она была привлекательной женщиной, однако ее внешность была не столь незаурядной, как у брата.
Однако, в своем элегантном наряде, с новой весенней шляпкой на голове и огромной муфтой в руках, Каролина Брора вполне могла на равных соперничать с большинством светских красавиц.
– Я вот подумала, что в Мерлинкуре уже распустились нарциссы, – сказала она, садясь на диван. – Ты ведь знаешь, как они чудесны весной, – а сейчас, когда так тепло для этого времени года, они уже цветут так, что кажется, будто весь склон покрыт великолепным золотым ковром.
Маркиз смотрел на сестру внимательным взглядом. Хотя внешне он выглядел лениво-рассеянным, мало что могло укрыться от его внимания. Наконец он произнес:
– Каролина, у меня такое чувство, что ты хочешь поговорить со мной о Мерлинкуре.
– Ты прав, – согласилась она. – Но как ты догадался?
– Твои слова весьма прозрачны, моя дорогая, – улыбнулся маркиз. – Я-то думал, что ты хочешь видеть меня ради меня самого.
– То, что я хочу тебе сказать, связано с тобой, – сказала графиня. – Ты хоть имеешь представление о том, что происходит, Алексис?
– О чем именно? – осведомился он.
– О том, что делает Джереми, – пояснила его сестра.
– Джереми? – Голос маркиза наполнился неприязнью. – Невозможно, чтобы он так быстро спустил все, что я ему дал! Если так, то на этот раз он, черт возьми, может прямиком отравляться в долговую тюрьму.
– Дело не в деньгах, – возразила графиня, – во всяком случае, не только в них.
– Перестань говорить загадками, Каролина, – оборвал ее брат, – и переходи к делу. Что же такого сделал Джереми, что ты так встревожилась?
Подавив вздох, графиня Брора сказала:
– Он заявляет, – и я уверена, не без оснований, – что намерен жениться на Лукреции Хедли.
Маркиз был явно озадачен.
– Хедли? Ты имеешь в виду…
– Я имею в виду, – перебила его сестра, – ту девушку, что живет в Дауэр-хаусе с отцом, который владеет домом, принадлежавшим многим поколениям нашей семьи, и участком земли в пятьсот акров, расположенным в самом центре нашего имения!
Переведя дыхание, она продолжала:
– Ты хоть понимаешь, что это значит, Алексис? Тебе придется терпеть Джереми, который будет практически сидеть у тебя на пороге, хвастаясь, что он хозяин части Мерлинкура. Он уже думает, что это так и есть! Если он женится на этой девушке, то станет постоянной занозой в твоем теле. Надеюсь, ты не можешь этого отрицать?
– Я и не стану отрицать это. Но почему мне раньше об этом ничего не говорили? – спросил маркиз.
– Потому что ты никогда не выказываешь интереса к тому, что делается в графстве, – с укором ответила Каролина. – А мы с Уильямом были на севере.
Глядя на брата умоляющим взглядом, она продолжала:
– Алексис, ты не можешь допустить, чтобы это произошло! Ты знаешь, каким несчастьем обернулось то, что папа вдруг разрешил этому Хедли купить Дауэр-хаус и поселиться прямо у нас под носом! Но чтобы там был еще и Джереми!
