Взору маркиза предстало ее бледное, заплаканное личико, слезы, стоящие в глазах, дрожащие губы. Он произнес чуть слышно:
– Лукреция, я хочу вам сказать то, чего, клянусь, за всю жизнь не говорил ни одной женщине: я люблю вас!
Ей показалось, что она ослышалась.
Потом ее лицо стало оживать под взглядом маркиза, ее глаза засияли, и, пробормотав что-то неясное, она подалась к нему и припала к его груди.
Его руки обвили ее плечи, и он нежно прижал ее к себе.
– Я люблю вас, моя драгоценная! Я люблю вас больше любой женщины на этом свете.
– Это правда? Это на самом деле так? – У нее хватило сил лишь прошептать эти слова. Ей казалось, что это ей снится.
– Поверьте – я вас люблю всей душой!
– Но вы терпеть не можете глупых неопытных барышень!
Он рассмеялся ласково и нежно:
– Так вот почему вы разыгрывали этот блестящий, остроумный и в чем-то даже мудрый спектакль, который возбудил мое любопытство, заинтриговал меня и почти заставил поверить вам!
– И вы догадались, что это притворство? – спросила Лукреция, все еще пряча лицо у него на груди.
– Вначале – нет, – ответил маркиз. – Вы мастерица перевоплощения, Лукреция. Но должен вам заметить: маскируясь, вы забыли одну очень важную деталь.
– Какую… какую деталь?
– Вы забыли замаскировать свои глаза.
– Что вы имеете в виду? – прошептала она в замешательстве.
– Вы не могли их изменить… Ваши глаза оставались такими искренними, такими невинными и растерянными! – сказал маркиз. – И еще кое-чем вы меня удивили, моя милая.
– Чем же?
– Когда там, в сарае, я заставил вас замолчать поцелуем, догадываясь, что нас могут услышать, я был уверен: я первый мужчина, который коснулся ваших губ.
В этот момент маркиз ощутил, как встрепенулась в его объятиях Лукреция. Взяв двумя пальцами ее подбородок, он повернул ее лицо к себе.
– Хотите проверить, был ли я прав? – спросил он глухо.
По ее щекам побежали слезы. Нежно, очень бережно он осушил их поцелуями, потом поцеловал уголки ее рта. Ее губы дрожали, и она ощутила желание, столь сильное, какого не испытывала в жизни, почувствовав его прикосновения. И тогда он поцеловал ее долгим, страстным поцелуем.
Всепоглощающий экстаз, который впервые посетил ее в момент опасности в сарае, пронзил ее, словно удар молнии. Но теперь вся она наполнилась восторгом, торжествующим ликованием. Ее губы, жаждавшие его поцелуев, прильнули к его устам, и в недрах ее тела вспыхнул мучительный огонь, мгновенно охвативший всю ее целиком.
Когда их губы наконец разомкнулись и маркиз взглянул на девушку, он подумал, что ему никогда не доводилось видеть столь лучезарного женского взгляда.
– Моя прекрасная возлюбленная! – воскликнул он. – Моя храбрая, нежная, идеальная женушка!
Его по-особому звучащий голос заставил ее отвернуться в смущении.
– Так получилось лучше? – прошептала она.
Он улыбнулся, прикасаясь к ее волосам.
– Это был самый восхитительный поцелуй в моей жизни, – ответил он. – Но я должен кое-что объяснить вам, моя любимая. Любой мужчина для развлечения ищет женщину искушенную и ловкую, а жену желает иметь чистую, не знающую других мужских прикосновений – кроме его.
Сжав ее в объятиях, он с воодушевлением продолжал:
– Я убил бы любого мужчину, который дотрагивался до вас в прошлом, и, клянусь, уничтожу любого, кто попытается сделать это в будущем! – Он еще крепче сомкнул объятия и добавил: – И еще, моя милая: вы моя, и если я поймаю вас на том, что вы бросаете кокетливые взгляды из-под ресниц на кого-то кроме меня, – я вас поколочу!
Его властный тон удивил Лукрецию. Маркиз, которому, казалось, слова давались с трудом, сказал:
– А теперь, моя милая, я должен сообщить вам наши планы, пока я сам о них еще не забыл. Мы задержимся здесь еще на некоторое время, а потом выйдем в море и пойдем вдоль побережья до Дувра. Премьер-министр попросил меня заняться расследованием деятельности контрабандистов. Эти преступления приобретают такие масштабы, что не могут не вызывать тревогу. Ведь из-за них Наполеону достается наше золото, и на это золото он и продолжает вести войну.
Лукреция подняла голову.
– Насколько это опасно? – спросила она.
– Не настолько, чтобы вы могли волноваться, – заверил маркиз. – Мне поручено лишь расследовать их деятельность, а вот прекратить ее и схватить преступников – миссия военных.
Заметив, как страх исчезает из ее глаз, он добавил:
– Но если мне будет угрожать опасность, мне придется взять вас с собой для защиты!
Лукреция засмеялась, а он продолжал:
– А после этого мы, наверное, смогли бы провести лето в Мерлинкуре.
Заметив, как у нее от радости заблестели глаза, он добавил:
– Вам больше не придется оставаться за воротами, моя милая, вы будете в поместье, вместе со мной. У нас там будет так много дел! Особенно если мы хотим, чтобы сокровища, подаренные мне вашим отцом, заняли достойные места, которые принадлежат им по праву.
– Я была бы счастлива заниматься этим и жить в Мерлинкуре, если это не покажется вам скучным.
– Вы на самом деле думаете, что я буду с вами скучать? – спросил маркиз. – Милая моя, я влюблен. Впредь, находясь вместе со мной, вы никогда не должны бояться того, что у вас будет скучающий супруг.
Он поцеловал ее в щеку, потом коснулся губами ее нежной кожи на другой щеке и сказал:
– Вместе! Это важное слово. И ночью мы тоже будем вместе. Так что, вне сомнения, вам не будет одиноко и не понадобится телескоп!
Сжав ее в объятиях, он тихо добавил:
– И не нужна будет подушка, разделяющая нас.
– Вы… вы тогда ее забрали, – с упреком сказала Лукреция.
– Да, я ее убрал. Вы были такая теплая, нежная и восхитительная, что мне хотелось быть ближе к вам.
– А почему вы не сказали об этом мне? – спросила Лукреция. – Я думала, что вы меня не хотите. Вы и слова не сказали, чтобы дать мне понять, что я желанна… Ни слова за все то время, что мы были во Франции вместе. Вы ни разу не поцеловали меня. В то утро, проснувшись, я подумала, что потеряла вас навсегда.
– Это невозможно, моя драгоценная, – возразил маркиз. – И если б вы только знали, как трудно мне было сдерживаться и не дотрагиваться до вас, не целовать вас.
Он замолчал, почувствовав, что его слова вызвали в ней трепет, а затем продолжал:
