– Но твоей маме достало великодушия пригласить его во второй раз, – сказала Лукреция.
– Это вовсе не великодушие, – возразила Элизабет, – просто теперь она надеется, что он заинтересуется мной! Маман всегда была чересчур оптимистична!
– А почему бы ему и не заинтересоваться тобой? – спросила Лукреция. – Вообще-то, Элизабет, ты такая хорошенькая!
– Но уж точно неискушенная, – заметила Элизабет, наморщив носик. – И потом, я бы страшно испугалась! Уверяю тебя, у меня нет никакого желания выйти замуж за Скучающего маркиза. Ты можешь вообразить себе что-нибудь более ужасное, чем муж, который зевает прямо тебе в лицо? – Помолчав, Элизабет задумчиво добавила: – Однако ему придется со временем жениться, иначе Мерлинкур достанется в наследство этому мерзкому Джереми Руки.
Элизабет осеклась на полуслове и даже прижала ладонь к губам.
– Ой, я забыла, что он твой друг! Прости меня, пожалуйста!
– Никакой он мне не друг, – возразила Лукреция. – Папа́ постоянно приглашает его к нам погостить. Понятия не имею почему. Я вообще-то тоже нахожу его весьма неприятным.
Элизабет с любопытством взглянула на подругу.
– Ты правда так считаешь, Лукреция?
– Ну, конечно, правда, – кивнула Лукреция. – Зачем бы мне тебе лгать?
Элизабет, секунду поколебавшись, сказала:
– Полагаю, тебе известно, что про тебя с Джереми Руки все говорят?
– Про меня? – изумилась Лукреция. – Да мне даже говорить с ним противно! От его заискиваний и лести у меня просто мурашки по телу! Кроме того, я слышала, что он человек бесчестный, да на нем просто пробы негде ставить. Во всяком случае, так говорят.
Элизабет, запрокинув голову, весело рассмеялась.
– Лукреция, ты иногда говоришь такие недопустимые слова! Но в этом случае я с тобой согласна, и на твою руку найдутся куда более привлекательные претенденты, чем этот несносный Джереми Руки.
Лукреция не отвечала, и спустя секунду ее подруга робко спросила:
– Ты в кого-нибудь влюблена, Лукреция?
– Если ты имеешь в виду неуклюжих мальчишек и донжуанов средних лет, глядящих одним глазом на меня, а другим – на мое приданое, ответ отрицательный!
Элизабет смотрела на нее широко раскрытыми глазами.
– Ты что, в самом деле думаешь, что их больше интересуют твои деньги, нежели ты?
Лукреция улыбнулась, а Элизабет продолжала:
– Но это же смешно! Ты такая милая и умная! Я уверена, что ты сумеешь очаровать любого мужчину. И твое приданое тут ни при чем.
– Ты очень добрая и говоришь лестные для меня вещи, – сказала Лукреция, – но ко мне перешла от отца некоторая доля его практицизма, и я часто задаю себе вопрос: много ли у меня было бы поклонников, если бы я была бедна?
– Они исчислялись бы десятками, – сказала верная Элизабет, – но уж, конечно, Джереми Руки среди них не было бы!
Обе девушки рассмеялись.
– А вот на мне ради моих денег никто не станет жениться, – вздохнула Элизабет, – учитывая, что у меня трое братьев, две сестры и бедный папа́, отчаянно старающийся избегать встречи с кредиторами.
– Однако же твой отец может себе позволить дать бал на пятьсот гостей! – воскликнула Лукреция.
– Знаешь пословицу: выпусти кильку – и добудешь скумбрию! – сказала Элизабет. – А килька это я! В конце концов, Анне удалось в первый же сезон выйти за лорда Болтона, и теперь родители большие надежды возлагают на меня.
– И тебе не претит мысль, что тебя могут выдать замуж за человека, которого ты едва знаешь, только потому, что твои родители подберут для тебя подходящую партию?
Элизабет пожала плечами.
– А какой у меня выбор? Разве что сидеть дома и стать старой девой? Через год, когда Белинде исполнится семнадцать, ей тоже устроят бал, и если бы она вышла замуж прежде меня, клянусь, я умерла бы от стыда.
Лукреция хотела что-то возразить, но передумала.
Она распрощалась с подругой и, покинув величественный, хотя и несколько запущенный особняк графа Манстера, села в элегантный двухколесный экипаж, запряженный парой великолепных гнедых рысаков, и отправилась домой.
Проезжая по проселочным дорогам, вдоль которых тянулись живые изгороди, только-только начинавшие раскрывать весенние почки, Лукреция казалась задумчивой.
У нее было мало подруг ее возраста, и она любила Элизабет, хотя и понимала, что они очень разные.
Мысль о том, что каждую девушку выставляют на конкурс невест, претила Лукреции, и она не могла понять ту покорность, с которой Элизабет принимала свою судьбу.
Все еще размышляя про Элизабет и грандиозный бал, который давали для нее родители, хотя подобное торжество едва ли было им по карману, она миновала кованые железные ворота Мерлинкура.
Взглянув сквозь их металлическое кружево, она мельком увидела огромный дом, великолепный в свете солнечных лучей, окруженный ожерельем серебряных озер.
Когда Лукреция миновала ворота, она увидела, что на серой крыше дома, над трубами реял флаг.
Это означало, что маркиз прибыл домой и находится в своей резиденции!
«Интересно, зачем он приехал?» – подумала Лукреция.
Отвечая на собственный вопрос, она представила себе, что маркиз, вероятно, решил устроить одну из тех веселых вечеринок, которые неизменно вызывали множество неодобрительных пересудов в графстве, главным образом среди тех членов местного общества, которых на них не звали.
Проехав по дороге еще не более полумили, Лукреция свернула в ворота поу́же, которые вели к Дауэр-хаусу.
И здесь высокие каменные колонны, расположенные по обеим сторонам въезда в имение, венчали геральдические львы, являвшиеся элементом герба Мерлинов, а на стенах красовались полные мерлинские гербы.
Дауэр-хаус, возведенный во времена правления короля Карла II, уступал в величии Мерлинкуру, но это тоже был великолепный, очень красивый особняк.
Благодаря достройкам и усовершенствованиям, привнесенным отцом Лукреции, дом стал вдвое больше, и в нем удобство сочеталось с роскошью.
Лукреция остановила экипаж перед парадным входом и передала поводья груму.
– Спасибо, Феррис, – улыбнулась она.
– Вы сегодня будете кататься верхом, мисс? – спросил грум.
– Наверное, – ответила Лукреция. – Подай лошадей часам к двум.
– Хорошо, мисс. – Грум дотронулся рукой до своей шляпы.
Сбежавший по ступеням крыльца ливрейный лакей помог Лукреции сойти со ступенек двуколки. Она вошла в просторный зал, потолок которого разделялся на квадраты массивными дубовыми балками. Из того же дерева была сделана и винтовая лестница в углу. В середине правой стены находился камин, а над ним – массивная мраморная полка.
