Он перекатился на край и, не тревожа ее, встал с кровати. Когда он оделся, побрился и пристегнул свои «кольты», солнце уже взошло. По улице сновали люди. Посадив на голову свою изрядно поношенную шляпу, Лукас тихонько покинул комнату.
Выйдя из гостиницы, он заглянул в лавку и купил для Меган новый бежевый стетсон. Как-никак свою старую шляпу она потеряла не только по своей вине. Лукас улыбнулся, вспомнив, как они возвращались в Уичито. О чем он меньше всего тогда думал, так, конечно, о шляпе.
Он уже собрался назад, когда его внимание привлек человек, орудующий метлой. Лукас насторожился: навыки бывшего полицейского подсказывали ему обратить на этого человека внимание. Он достаточно долго работал сыщиком, чтобы не знать, что игнорировать голос интуиции нельзя. Он перешел на другую сторону и по дощатому настилу зашагал туда, где мужчина так энергично подметал улицу.
Подойдя ближе, он узнал вчерашнего своего знакомого, владельца «Бочонка виски».
– Вы что-то слишком рано, Пит, – сказал Лукас небрежно.
– Все из-за них, чертовых хулиганов! – выругался бармен и принялся махать метлой еще неистовее.
– Похоже, я пропустил все самое интересное.
– Ничего интересного, – раздраженно сказал мужчина. – Просто мерзкий дебош.
– А что произошло? – настороженным голосом спросил Лукас.
– Да был тут один тип. Грязный безмозглый осел. Бродяга явился около полуночи и давай буянить. Потом решил увести наверх девушку от местного ковбоя. Тогда все и началось.
– Кого-нибудь ранили?
– Нет, если не считать меня. – Пит оттянул ворот рубахи, показывая красный рубец, тянущийся от плеча через всю грудь. – Подонок пытался меня убить ножкой стула.
– И что вы сделали? – спросил Лукас, живо вообразив сцену.
– Ничего, просто сказал, чтобы он убирался подобру-поздорову, – ответил бармен.
Лукас сдержанно усмехнулся, затем попытался добыть из него побольше информации.
– Как он выглядел?
– Отвратнее рожи не встретишь. Мать родная, и та придет в испуг. Я даже вспоминать не хочу, как он выглядит. Страшно подумать, что скрывается под его бородой.
Лукас оторопел:
– Волосы черные с проседью? Рост около шести футов? – Бармен пожал плечами:
– Вроде того.
– Вы видели, на какой лошади он приехал?
– Угу. И на ней же уехал.
– А как она выглядела?
Пит перестал подметать и оперся на палку от метлы.
– Черная, тощая, старая. Животине, вероятно, давно уже следовало быть на погосте. А почему вы спрашиваете? – Пит бросил на Лукаса пытливый взгляд.
– Я ищу кое-кого, – тотчас ответил Лукас, уклоняясь от более подробных объяснений. – А не было ли у той лошади большого старого шрама на левом боку?
– Точно.
Лукас почувствовал, как кровь ударила ему в голову.
– В какую сторону он поехал? – спросил он. У него уже зудели ладони в предвкушении скорой встречи с врагом.
– На восток. Но я слышал, как он говорил девушкам, что собирается в Миссури. В Лексингтон. Нет, что я… не то сказан. В другой город. Кажется, на «и» начинается. Вспомнил! – Бармен ударил себя по ноге. – Индепенденс. Нуда, он сказал, что едет в Индепенденс. Эй, куда же вы? – крикнул он в спину Лукасу.
Но тот уже не слышал ни его голоса, ни любых других звуков, которыми проснувшийся город встречал новый день.
Лукас пришел в бешенство. Если бы не его ночная поездка, возможно, сейчас он уже нашел бы Скотта. Хотя, с другой стороны, где гарантия, что он вообще узнал бы, что грязный подонок обретается в городе? Резонный вопрос.
Но теперь он знал. Ему немедленно надо ехать по горячим следам в Миссури.
И хотя Индепенденс находился за две сотни миль отсюда, расстояние не могло остановить Лукаса. В конце концов, сейчас он располагая сведениями, которым можно доверять, и Сайласу Скотту теперь от него не скрыться.
Он широкими шагами прошел в комнату, не заботясь о тишине. Распахнутая дверь с шумом захлопнулась за ним.
Меган с испуганным и вместе с тем сонным выражением села в постели.
– Что происходит? – спросила она неуверенно.
– Мы уезжаем. Одевайся.
Она со стоном откинулась назад и привалилась спиной к подушкам.
– Ну вот, опять, – запричитала она. – Неужели мы никогда не останемся в городе больше одной ночи?
– Сейчас особый случай, – сказал Лукас, засовывая в седельные мешки ее и свои веши. В ответ она вульгарно фыркнула.
– Я отвезу тебя домой, – добавил он.
После его заявления остатки сонливости мгновенно исчезли.
– Правда? – Меган с недоверием смотрела на него своими огромными глазами. – Ты повезешь меня в Левенуэрт?
– Угу. Но только если ты оденешься и будешь готова через две минуты.
Меган соскочила с постели и быстро натянула брюки.
– Откуда такая внезапная щедрость? – спросила она, не удосужась заправить ковбойку и впихивая ноги в ботинки.
– Никакая не щедрость, а новые известия о Скотте. Мой маршрут меняется. Я еду через Левенуэрт. – Он сказал ей только половину правды. Но Лукас полагал, что от Левенуэрта до Индепенденса не слишком далеко. Он решил завезти Меган в полицейский участок, поразмыслив, что небольшую потерю времени он сможет, оставшись один, легко наверстать. Когда никто не будет ему мешать, он поедет гораздо быстрее.
Он подошел к двери, распахнул ее и держал открытой.
– Готова?
– Готова. – Меган вскочила и прошла вперед него.
Прежде чем она отпустила ручку двери, Лукас из-за спины посадил ей на голову новую шляпу. Дал два шлепка – один по стетсону, другой ей по мягкому месту – и выпроводил в коридор.
Меган чувствовала себя неспокойно. И чем ближе они подъезжали к Левенуэрту, тем больше. За весь путь Лукас не произнес и нескольких слов. Она представляла себя в тюремной камере, с решетками со всех сторон, и почти осязаемо ощущала холодные железные прутья. Конечно же, он не откажется от своих намерений. Да и с чего? Разве несколько часов плотского удовольствия что-нибудь меняют?
Больше, чем тюрьма, ее беспокоила отчужденность Лукаса. После той, проведенной вместе ночи они, казалось, все больше отдалялись друг от друга.
А она-то почти поверила, что за его внешней суровостью, помимо бессердечия и жажды мести, скрывается добрый и щедрый человек. Оказывается, она ошиблась. Все, что для него представляло значение, было сконцентрировано на мести Сайласу Скотту за его кровавые деяния. И хотя она понимала Лукаса, его ненависть и потребность в справедливом возмездие вызывали в ней сопереживание, все-таки она не представляла себе, как подобные чувства могут целиком поглощать человека, его душу и всю жизнь.