Следующий час прошел кошмарно. Сначала я
приседала с железкой на плечах, потом таскала на себе какие-то громадные
пружины, затем толкала ногами нечто, больше всего напоминавшее мешок с
опилками.
– Ничего, ничего, – подбадривала
проделывающая все вместе со мной Анечка. – Даю минимальную нагрузку,
просто для младенца.
Но, наверное, груднички более выносливые, чем
я, потому что на «бегущую» дорожку я вползла полностью обессиленной, прерывисто
дыша. Ноги, тяжелые, словно свинцовые гири, отказывались повиноваться, попа
тянула вниз, спину ломило.
– Ну, давайте, через силу, еще
разок, – велела Аня и добавила: – Спорт формирует характер, учит
преодолевать себя, воспитывает силу воли.
«Мой характер уже сформировался, – думала
я, вяло перебирая неподъемными ногами. – Преодолевать себя не хочу, без
силы воли великолепно прожила больше тридцати лет, а вместо спорта предпочитаю
поедание вкусного ужина и чтение газет на диване».
– На сегодня хватит, – сжалилась Аня
и выключила тренажер.
Я моментально шлепнулась на четвереньки,
чувствуя себя словно упавшая с пятнадцатого этажа кошка. Сорокина с легкой
жалостью оглядела руины клиентки и сказала:
– Отдышитесь чуток и идите в тренерскую.
Глядя, как она легко, совершенно не
запыхавшись после часа тренировки, быстрым шагом движется по залу, я горестно
вздохнула и попробовала сложить в кучу плохо повинующиеся конечности. С
третьего раза мне это удалось. Постанывая и покряхтывая, я поползла в указанном
направлении. Там на столике весело пускал пар чайничек и пахло летом – мятой и
какими-то еще незнакомыми травами. Глядя, как я осторожно опускаюсь на стул,
Анечка хмыкнула и, подавая чашку, спросила:
– Похоже, вы не слишком увлекаетесь
физической культурой.
– Лина говорила, что тренировки приятные,
легкая нагрузка, – пробормотала я, с наслаждением глотая горячую ароматную
жидкость.
– Алечка занимается давно и
регулярно, – ответила Аня. – Она очень следит за собой, понимает, что
для женщины фигура – главное.
– А когда она начала к вам ходить?
– А как за Кондрата Разумова замуж
вышла, – спокойно сказала Аня. – Все говорила, что муж любит красивых
женщин, и ей нужно соответствовать.
Чашка с великолепным чаем чуть не выпала у
меня из рук.
– За кого?
Аня сделала глоток и пояснила:
– Есть такой писатель, детективы
сочиняет, Кондрат Разумов, небось видали на лотках. Его произведениями все
зачитываются. Очень здорово пишет, не оторваться. Правда, он уже в возрасте,
ему за полтинник перевалило, а Але еще и тридцать не стукнуло. Но, в конце
концов, не в годах счастье.
– Вы уверены, что она жена Кондрата?
– Конечно, – ответила Аня. – Мы
с Алей немного подружились, она мне и свидетельство о браке показывала, и фото.
В прошлый раз, кстати. А потом засобиралась и забыла, смотрите.
И тренерша положила на столик четыре снимка. Я
принялась рассматривать фотокарточки. Кондрат и Лина возле входа в Дом литераторов,
оба улыбаются, писатель обнял ее за плечи. Далее они же сидят в его кабинете, у
компьютера, и вновь почти в обнимку. Потом на кухне у самовара и в джипе, том
самом, что тоскует сейчас, потеряв хозяина, в гараже.
– Я хотела отдать Але фото в субботу, –
как ни в чем не бывало продолжала Сорокина, – но она позвонила и сообщила,
что загрипповала. Но я думаю, она сочла неприличным идти на занятия сразу после
смерти мужа.
Я только открывала и закрывала рот, плохо
понимая происходящее, а Анечка методично рассказывала:
– Конечно, ужас, разом всего лишиться. А
как они хорошо жили. Вот она недавно в новенькой шубке пришла и говорит: «Муж
подарил. Хотел норку, да я отговорила, не люблю выпендриваться, а нутрия очень
демократична».
Я молча перебирала карточки, на оборотной
стороне стоял штамп: «Работа Николая Королева, агентство «Триза».
В метро я вошла слегка обалдевшая. Интересное
дело, почему Ангелина прикидывалась женой Кондрата? Что за свидетельство о
браке она демонстрировала? И потом, фотографии, они явно сделаны у писателя
дома, я прекрасно узнала интерьеры нашей квартиры, да и двор отлично получился.
Часы показывали половину девятого вечера. Я
нашла телефон-автомат и позвонила Лизе.
– Извини, душенька, задержалась. Хочешь
куплю вкусненького?
– Не надо, – радостно сообщила
она. – Мы уже едим курицу-гриль.
– Где ты ее достала?
– Андрей Петрович принес. Он еще и
пирожные, и бутылку вина достал, только я сказала, что не пью…
Похолодев от неприятных предчувствий, я
велела:
– А ну позови сюда этого Казанову.
– Алле вам, – сказал Андрей. –
Слушаю.
– Так вот, слушай внимательно, –
железным тоном произнесла я. – Лизе только тринадцать, она
несовершеннолетняя и ни о чем таком не знает.
– Вы че? – удивился он.
– Сам знаешь, че, – огрызнулась
я. – Имей в виду, через пятнадцать минут я приду домой, забирай свои
подарки и уходи.
– Так я, в натуре, блин, совсем и не к
девке, – пояснил Андрей. – Она малолетка, мне без надобности, опять,
у себя в доме срать и птичка не станет, без понтов, мамаш.
– Зачем тогда явился?
– Так к мастине, я собак люблю до жути.
– А курица?
– Так мастине принес, а девчонка крылышко
срубала.
– Пирожные и вино тоже щенку?
– Ха, – заржал браток, – тесто
вам из уважения прихватил, а в бутылке вовсе и не вино, а энергетический
напиток, «Ред бул» называется, в нем градуса, как в кефире. Да вы че, Лампада
Андреевна, я с пониманием, очень уж собак люблю, опять же скучно вечером, я
по-соседски.
Слегка успокоившись, я повеселела и сказала:
– Ладно, ждите, сейчас буду.
Лиза и Андрей мирно сидели на кухне. В центре
стола красовалась вазочка с восхитительными, но ужасно дорогими итальянскими
пирожными, в основном корзиночками, наполненными взбитыми сливками и клубникой;
не так давно я облизывалась возле этих кондитерских изделий. Но цена! Одно
пирожное стоило сорок пять рублей. Насчитав на блюде двадцать штук, я вздохнула
и укорила:
– Сколько денег на ерунду потратил!
