— А нас побоку? — притворно ужасается Майлз.
Хейвен делает гримасу.
— Да ну тебя! Во всяком случае, субботу я провела лучше
вас. Ну, может, не лучше тебя, Деймен — ты, кажется, тоже развлекаешься на
уровне, но, уж точно, лучше этих двоих! — Она показывает на нас с Майлзом.
— А как прошел матч? — Я толкаю Майлза локтем,
чтобы отвлекся наконец от своего электронного бойфренда.
— Я понял только, что боевой дух был высок, как никогда,
одна команда выиграла, другая проиграла, а я большую часть времени просидел в
туалете — отправлял послания этому типу, а он, похоже, просто наглый врун! Вот,
смотрите! — Майлз тычет пальцем в экранчик. — Я все выходные просил
его прислать фотографию, иначе ни за что не стану встречаться в реале — и вот
что он мне прислал! Пижон дурацкий!
Я пытаюсь рассмотреть крошечную картинку. Не понимаю, отчего
он так завелся. Спрашиваю:
— Откуда ты знаешь, что на фото не он?
Вместо Майлза мне отвечает Деймен:
— Потому что это моя фотография.
Глава 9
Оказывается, Деймен, еще когда жил в Нью-Йорке, какое-то
время подрабатывал фотомоделью, и его снимки до сих пор бродят в
киберпространстве — только и ждут, чтобы кто-нибудь скачал их и выдал за свои.
Мы, конечно, весело смеемся над этим странным совпадением,
но я одного понять не могу: если Деймен только что переехал сюда из Нью-Мехико,
а вовсе не из какого не из Нью-Йорка, разве не должен он на фотографии
выглядеть… ну, скажем так — несколько моложе? Не может человек в семнадцать лет
выглядеть точно так же, как в четырнадцать, ну, пусть даже пятнадцать — а на
снимке в смартфоне Майлза Деймен точь-в-точь такой же, как сейчас.
Бессмыслица какая-то.
* * *
Придя на урок рисования, я немедленно отправляюсь в
кладовку, хватаю свои вещи и сразу иду к своему мольберту, никак не реагируя на
то, что Деймен в этот раз устроился поближе ко мне. Сделав глубокий вдох, я
застегиваю халат поверх обычной одежды, незаметно бросаю взгляд на холст
Деймена и столбенею: на мольберте возникает настоящий шедевр — великолепная
копия картины Пикассо «Женщина с желтыми волосами».
Сегодняшнее задание — воспроизвести один из шедевров мировой
живописи. Нужно выбрать какую-нибудь всем известную картину и, по мере сил,
нарисовать копию. Я почему-то думала, что проще всего будет намалевать
простенькие завитушки Ван Гога — высший балл обеспечен, и стараться не надо.
Но, судя по беспорядочным цветовым пятнам на моем холсте, рассчитала я
неправильно, а переделывать поздно. Не знаю, как быть.
С тех пор, как у меня появились особые способности, я
практически перестала учиться. Мне даже учебник читать не надо — только положу
руки на обложку, и содержание книги возникает у меня в голове. То же и с
контрольными — сложностей для меня больше не существует. Достаточно провести
пальцами по списку вопросов, и ответы появляются сами собой.
Другое дело — изобразительное искусство.
Талант не подделаешь.
Поэтому моя картина — полная противоположность произведению
Деймена.
— «Звездная ночь»? — спрашивает он, кивком указывая
на мою, еще не просохшую, убогую пятнистую мазню.
Я вся сжимаюсь от стыда. И как он только догадался, что я
пыталась изобразить?
Потом, чтобы еще раз себя помучить, снова оглядываюсь на его
работу — легкие, уверенные мазки, плавные линии… Еще один пункт в бесконечном
списке всего того, что он потрясающе хорошо умеет.
Нет, серьезно! На английском Деймен с ходу отвечает на любые
вопросы мистера Робинса, и это довольно странно — получается, он за одну ночь
прочел «Грозовой перевал», все триста с чем-то страниц? А уж как он историю
знает! В разговоре может запросто упомянуть какой-нибудь исторический факт,
словно сам жил в те далекие времена. К тому же он одинаково хорошо владеет и
правой, и левой рукой. Вроде, ничего особенно выдающегося в этом нет? А вы бы
посмотрели, как он одной рукой пишет, а другой в то же время рисует, и ничего,
одно другому не мешает. А уж о возникающих из ничего тюльпанах и волшебной
авторучке нечего и говорить.
— Удивительно! Как будто рука самого Пабло! —
восхищается мисс Мачадо, поглаживая длинную блестящую косу и любуясь
произведением Деймена.
Аура у нее пульсирует чудесным кобальтово-синим оттенком, а
мысли скачут и кувыркаются от восторга. В мозгу прокручивается длинный список
талантливых подростков, которые раньше у нее учились, но ни у одного она не
встречала такой невероятной природной одаренности — не встречала до
сегодняшнего дня.
— А что у тебя, Эвер?
Улыбка все еще у нее на лице, но про себя миссис Мачадо
недоумевает: что же такое здесь нарисовано?
— Я, э-э, хотела скопировать Ван Гога… «Звездную ночь»,
знаете?
От позора я съеживаюсь. Мысли учительницы подтверждают
худшие мои опасения.
— Что ж… Неплохо для начала. — Мисс Мачадо кивает,
старательно удерживая на лице нейтральное выражение. — Стиль Ван Гога
только кажется простым. И не забывай про золотые и желтые тона. Все-таки
ночь-то звездная!
Она отходит от моего мольберта, и ее аура сразу
увеличивается и начинает светиться. Я понимаю, что мой рисунок ей не
понравился, и все-таки она постаралась не показать этого — уже спасибо. Сгоряча
обмакиваю кисточку в желтую краску, не промыв после синей, и тут же на холсте
остается здоровенная зеленая клякса.
— Ну как же это делается?!
И отчаянии мотаю головой, сравнивая поразительно хорошую
работу Деймена с моей поразительно плохой. Самооценка у меня стремительно
падает почти до нуля.
Деймен улыбается, поймав мой взгляд.
— Как ты думаешь, у кого учился Пикассо?
Я роняю кисточку на пол. Зеленые брызги шлепаются мне на
туфли, на халат и лицо. Деймен наклоняется за кисточкой, и я не дышу все то
время, что он поднимает ее и вкладывает мне в руку.
— Всем приходится с чего-то начинать, — говорит
он.
В его глазах пылает темный огонь, а пальцы находят шрам у
меня на лбу.
Тот, что спрятан под челкой. Тот, о котором ему знать просто
неоткуда.
— И у Пикассо тоже был учитель.
Деймен улыбается, убирает руку — и вместе с ней исчезает
тепло. Он возвращается к своему мольберту, а я вспоминаю о том, что нужно
дышать.
Глава 10
На следующее утро, собираясь в школу, я совершаю большую
ошибку — прошу у Райли совета, какой выбрать свитер.
— Как ты думаешь, этот или этот? — Я показываю
сначала синий свитер, потом зеленый.
— Покажи-ка еще раз тот, розовый.
