Она бросает кнут на пол, хватает мой плейер и начинает
прокручивать плейлист.
Я резко оборачиваюсь. Что она успела увидеть?
— Ау? Вчера, на празднике? У бассейна? Или это вы так
просто, пообжимались?
Я чувствую, как мое лицо заливает краска.
— Что ты понимаешь в таких вещах? Тебе всего
двенадцать! И нечего было подсматривать!
Она закатывает глаза.
— Очень надо за тобой подсматривать! Делать мне, что
ли, нечего? К твоему сведению, я просто случайно вышла из дома как раз в тот
момент, когда ты целовалась с Дейменом. И уж поверь, я бы рада была этого не
видеть!
Я качаю головой и яростно роюсь в ящике, вымещая злость на
ни в чем не повинных свитерах.
— Не хочется тебя разочаровывать, но он совсем не мой
парень. Мы с ним с тех пор даже и не разговаривали. — От этих слов все
сжимается внутри, и я ненавижу себя еще больше.
Хватаю чистый серый свитер и рывком натягиваю через голову,
погубив только что старательно завязанный хвост,
— Если хочешь, я могу за ним проследить. Или буду его
преследовать и пугать, — улыбается Райли.
Я вздыхаю. Отчасти мне хочется воспользоваться ее
предложением, но, с другой стороны, я понимаю, что нужно смириться, забыть о
том, что было, и как-то жить дальше.
— Хоть ты не лезь, будь так добра, — говорю я
наконец. — Может у меня быть небольшое мимолетное приключение, как у
всякой нормальной школьницы?
— Как скажешь. — Райли пожимает плечами и бросает
мне плейер. — Между прочим, имей в виду: Брендон снова свободен.
Я заталкиваю в рюкзак учебники, удивляясь тому, что от этого
известия мне ни капельки не становится лучше.
— Ага, Рейчел его бросила, потому что увидела на
вечеринке в честь Хэллоуина как он обнимался с плейбоевским кроликом. То есть,
это была Хизер Уотсон в костюме кролика.
— Серьезно? — изумляюсь
я. — Хизер Уотсон? Ты прикалываешься!
Я пытаюсь представить себе эту картину, но ничего не
выходит.
— Честное скаутское! Видела бы ты ее: похудела,
сняла брекеты, распрямила волосы и стала буквально другим человеком. К
сожалению, она и ведет себя, как совсем другой человек. Как будто у нее,
понимаешь ли, зуд в одном месте, — заканчивает Райли, понизив голос, и
снова принимается нахлестывать пол, а я пытаюсь осмыслить поразительную
новость.
— Все-таки подсматривать нехорошо. — На самом
деле, меня не так уж волнует, когда она подглядывает за моими бывшими друзьями.
Хуже, когда она шпионит за мной. — Пойми, это некрасиво!
Я взваливаю на плечо рюкзак и направляюсь к двери. Райли
хохочет.
— Не смеши! Хочется же знать, как живут наши старые
знакомые.
— Ты идешь? — нетерпеливо спрашиваю я.
— Угу, и чур я сижу на переднем сиденье!
Райли проскальзывает мимо меня и лихо съезжает по перилам.
Черный плащ Зорро развевается у нее за спиной.
* * *
Майлз ждет на крыльце, с жуткой скоростью набивая очередное
сообщение на клавиатуре мобильника.
— Одну… секундочку… сейчас… уже все! — Он усаживается
на пассажирское сиденье и заглядывает мне в лицо. — Ну, давай,
рассказывай! От и до. И смотри, ничего не пропускай — я желаю знать все
непристойные подробности!
— О чем ты?
Я задним ходом вывожу машину на улицу, грозно взглянув на
Райли — та сидит у Майлза на коленях, дует ему в лицо и заливается смехом,
когда он начинает настраивать вентиляционный клапан.
Майлз смотрит на меня и качает головой.
— Я о Деймене! Говорят, вы там с ним миловались при
луне, у бассейна, много чего себе позволяли в серебристом лунном свете…
— Что ты плетешь? — спрашиваю я в напрасной
надежде как-нибудь его остановить.
— Слух уже пошел, так что не пытайся отрицать! Я бы еще
вчера тебе позвонил, да папуля конфисковал телефон и уволок меня на тренировку
по бейсболу, а потом орал, что я, мол, замахиваюсь, как девчонка. Это надо было
видеть! Я все делал не так, папуля был просто в ужасе. Так ему и надо… В общем,
поговорим лучше о тебе. Давай, колись! — требует Майлз, развернувшись ко
мне всем телом. — Это было так прекрасно, как в наших общих мечтах?
Я пожимаю плечами и, покосившись на Райли, взглядом
приказываю ей прекратить безобразничать или немедленно удалиться. Потом говорю:
— Извини, если я тебя разочарую, но рассказывать-то
нечего.
— А я слышал совсем другое. Хейвен сказала…
Я сжимаю губы. Я прекрасно знаю, что сказала Хейвен, но мне
совсем не хочется услышать, как это повторят вслух. Поэтому я перебиваю Майлза.
— Ну ладно, мы поцеловались. Всего один раз. — Я
чувствую, как Майлз смотрит на меня, подняв брови и скептически усмехаясь. —
Может, два раза. Не знаю, я не считала.
Я отчаянно вру и надеюсь, что он не заметит, а у самой горят
щеки и ладони вспотели, как у последней дилетантки. Потому что на самом деле я
столько раз вспоминала этот поцелуй, что он уже выжжен у меня в мозгу.
— И? — спрашивает Майлз.
— И ничего!
Я оборачиваюсь к нему и с облегчением замечаю, что Райли
куда-то исчезла.
— Он не звонил? Не присылал эсэмэску? Или имейл? Или,
может, заходил? — спрашивает Майлз, думая о том, что это значит не только
для меня, но и для будущего всей нашей компании.
Отрицательно мотаю головой и смотрю на дорогу, злясь на себя
за то, что так раскисла, и что горло у меня перехватывает, и щиплет в глазах.
— А что он сказал? В смысле, когда уходил? Его самые
последние слова?
Майлз твердо намерен все-таки отыскать лучик надежды в
беспросветном и тусклом пейзаже.
Я поворачиваю у светофора, вспоминая наше странное, такое
внезапное прощание у двери. Сглотнув комок в горле, оборачиваюсь к Майлзу.
— Он сказал: «Возьму на память».
Не успели эти слова прозвучать, как я понимаю: это очень
плохой знак.
Никто не говорит «на память», если собирается вернуться.
Взгляд Майлза отражает мысль, которую не решился произнести.
— Вот и я о том же, — говорю я, сворачивая на
парковку.
* * *
Я твердо решила не думать о Деймене, и все-таки испытываю
разочарование, когда прихожу на английский, а его там не вижу. От этого,
конечно, я начинаю думать о нем еще больше. Я превращаюсь в одержимую!
Я что хочу сказать — если поцелуй казался чем-то большим,
чем просто телячьи нежности у бассейна, это еще не значит, что Деймен относился
к происходящему так же, как я. И если для меня все было настоящим и
удивительным, это еще не значит, что Деймен чувствовал то же самое. Как ни
старайся, не получается выбросить из головы картинку, как они с Триной стоят
рядом: идеальный граф Ферзен и трепетная Мари. И я при них, сбоку припеку, вся
в блестках и воланчиках, расфуфыренная, как последняя выскочка.
