— Какую книгу читали? — спрашивает Майлз, как
будто от названия что-нибудь зависит.
— «Грозовой перевал». — Я кладу огрызок на самую
середину салфетки и аккуратно заворачиваю края.
— А капюшон был надет? — интересуется Хейвен.
Добросовестно вспоминаю — точно, я подняла капюшон, когда Деймен подвинулся
ближе.
— Ну, надет.
— И на том спасибо, — бурчит Хейвен, разламывая
кекс. — Не хватало еще состязаться с белокурой богиней.
Я съеживаюсь, стараюсь не смотреть на ребят. Мне всегда
неловко, когда обо мне говорят такие вещи. Когда-то я ради этого и жила, но
теперь все по-другому.
— А Майлз, выходит, тебе не конкурент? — спрашиваю
я, чтобы перевести с себя внимание на того, кому это по-настоящему приятно.
— Вот именно! — Майлз взъерошивает рукой короткие
темные волосы и поворачивается в профиль, красуясь перед нами. — Не надо
списывать меня со счетов!
— Тут даже и думать не о чем, — отмахивается
Хейвен, стряхивая крошки с колен. — Вы с Дейменом в разных командах,
Майлз, так что твоя убийственная модельная внешность тебе не поможет.
— Откуда знаешь? — прищуривается Майлз, отвинчивая
крышечку с бутылки витаминизированной минеральной воды.
— У меня радар на геев. — Хейвен постукивает
пальцем себе по лбу. — И можете мне поверить, на этого парня он не
отзывается.
* * *
Мало того что у нас с Дейменом общий английский на первом
уроке и рисование на шестом (правда, мы сидели не рядом, и я даже не смотрела в
его сторону, но мысли-то в классе крутятся, и даже учительница, мисс Мачадо,
думает о нем), так он еще и машину поставил рядом с моей! И хоть я ухитрилась
не увидеть ничего, кроме его байкерских сапог, все равно стало ясно, что
краткий срок помилования, отпущенный мне, закончился.
— Боже, это он! Прямо рядом с нами! — пищит Майлз
мечтательным голоском, который у него появляется только в самые волнующие
моменты жизни. — А машина-то, смотри, смотри — блестящий черный БМВ и
супертемные тонированные стекла! Дивно! Так, слушай, что мы сейчас сделаем: я
открою дверцу и совершенно случайно задену его дверь. Тогда у меня появится
предлог, чтобы заговорить с ним.
Он оборачивается, ожидая моего согласия.
— Не поцарапай мою машину. И его машину тоже. И вообще
ничью машину не поцарапай.
Я качаю головой и вытаскиваю из кармана ключи.
Майлз обиженно надувает губы.
— Отлично! Давай, разбивай мои мечты! Только сделай
милость, рассмотри его как следует! А потом погляди мне в глаза и скажи, что от
его вида тебе не хочется упасть в обморок.
Поморщившись, я протискиваюсь между своей машиной и
крошечным фольксвагеном, который кто-то поставил так косо, что автомобильчик
словно пытается залезть на мою миату. Уже отпираю дверцу, как вдруг Майлз одним
рывком сдергивает с моей головы капюшон, срывает с меня темные очки и, обежав
вокруг машины, знаками показывает, чтобы я взглянула на Деймена, который стоит
у него за спиной.
Ну ладно. Не могу же я вечно прятаться. Делаю глубокий вдох
и смотрю.
А увидев, уже не могу ни говорить, ни дышать, ни даже
моргнуть.
И хотя Майлз отчаянно машет мне рукой, сверкает глазами и
вообще всячески дает понять, что миссия окончена и пора возвращаться на базу —
я не могу. Просто не в состоянии. Я понимаю, что веду себя как полная идиотка,
какой все меня и считают, но поделать ничего невозможно. И не только потому,
что Деймен действительно красив: блестящие темные волосы почти до плеч, высокие
скулы… Он смотрит на меня, приподняв темные очки, и когда наши взгляды
встречаются, его миндалевидные темные глаза мне почему-то кажутся знакомыми.
Ресницы у него густые, словно ненастоящие, а губы… Полные и чувственные,
идеально изогнутые. Тело худое, поджарое, и одет он во все черное.
— Эвер, ау! Очнись уже! — Майлз оборачивается к
Деймену с нервным смешком. — Извини мою подружку, она не привыкла ходить
без капюшона.
Да, я прекрасно понимаю, что нужно прекратить, причем сейчас
же. Глаза Деймена темнеют, неотрывно глядя на меня, и рот начинает кривиться.
Вот только не от его невероятной красоты я так оцепенела.
Дело совсем в другом… Вокруг его великолепного тела — от макушки до квадратных
носков байкерских сапог — одна сплошная пустота.
Вокруг него не играют сверкающие лучи, не светится разноцветными
огнями аура.
* * *
Аура есть у всех. Каждое живое существо излучает ярко
окрашенное сияние. Оно не опасное, не страшное, это просто частичка видимого
(ну, по крайней мере, мне видимого) магнитного поля.
До аварии я и знать не знала о таких вещах. И, конечно, не
могла их видеть. А с той минуты как очнулась в больнице, повсюду вижу цветовые
пятна.
— Тебе плохо? — тревожно склоняется надо мной
рыженькая медсестра.
— Нет… А почему вы такая розовая? — прищуриваюсь
я, в недоумении глядя на окружающее ее мягкое сияние.
— Какая-какая? — пугается медсестра.
— Розовая. Ну, вы знаете, прямо со всех сторон,
особенно голова.
— Ты, деточка, пока лежи, отдыхай, а я позову доктора.
Медсестра бочком-бочком выбралась из палаты и кинулась
бежать по коридору.
После бесконечных осмотров, сканирования мозга и
психологических тестов я научилась помалкивать о разноцветных картинках,
которые вижу. А уж когда я начала слышать мысли, узнавать историю жизни людей
по прикосновению и регулярно встречаться с Райли, своей покойной сестренкой,
ума у меня хватило не болтать об этом направо и налево.
Наверное, я настолько привыкла к такой жизни, что уже и
забыла, что бывает по-другому. А увидела Деймена, рядом с которым виднелся
только один цвет — блестящая черная краска на дорогой шикарной машине — и вдруг
вспомнила счастливые, нормальные времена.
— Ты — Эвер, правильно? — спрашивает Деймен, и его
лицо освещает улыбка, заодно показывая новый штрих его несравненной красоты —
ослепительно белые зубы.
Я стою столбом и мысленно уговариваю себя оторвать взгляд от
новенького. Майлз многозначительно покашливает, и я вспоминаю, что он терпеть
не может, когда его игнорируют. Спохватившись, взмахиваю рукой в его сторону:
— Ох, извини! Деймен, познакомься, это Майлз. Майлз,
это Деймен.
А взгляда все-таки не отвожу.
Деймен косится на Майлза, коротко кивает и снова переводит
взгляд на меня. Я понимаю — то, что я сейчас скажу, звучит как полный бред, и
все-таки на ту долю секунды, пока он смотрел в другую сторону, меня пробрал
озноб, и навалилась какая-то непонятная слабость.
А стоило ему снова обернуться ко мне — тут же стало тепло и
хорошо.