— Откуда ты знаешь про Эванджелину? — спрашиваю я,
глядя, как он развешивает свои вещи на стойке бара. Я не могу так сразу
перестать сердиться. — И что творится с Триной и Хейвен и с этой жуткой
татуировкой? Кстати, для протокола — я еще не уверена, что действительно
поверила в эту твою историю с серфингом. Все-таки я искала — тебя нигде не
было!
Деймен смотрит на меня — густые ресницы прикрывают темные
глаза, поджарое мускулистое тело обернуто полотенцем. Он движется легко и
уверенно, гибкий, словно дикая кошка.
— Я виноват. — Он садится рядом, берет мои руки в
свои, но сразу же снова их выпускает. — Я не знаю… — начинает он.
Наши взгляды встречаются — глаза у Деймена такие печальные. — Может быть,
не стоило…
— Ты что… хочешь, чтобы мы расстались? — шепчу я.
Из меня словно выпустили весь воздух, как из злосчастного
воздушного шарика. Все мои подозрения подтверждаются: Трина, пляж… Все!
— Нет, я просто… — Он отворачивается, и фраза
повисает в воздухе.
И я тоже остаюсь в подвешенном состоянии.
Когда становится ясно, что продолжать он не собирается, я не
выдерживаю.
— Знаешь, что? Может быть, ты все-таки перестанешь
говорить загадками, закончишь хоть одну фразу и объяснишь мне, что, черт
возьми, происходит? А то я знаю только, что Эванджелину убили, у Хейвен на руке
гнойная язва образовалась, ты бросил меня на пляже потому что я не захотела
пойти до конца, а теперь и совсем решил со мной расстаться.
Я со злостью смотрю на него, а про себя все-таки надеюсь,
что все еще может объясниться и что все эти события на самом деле никак не
связаны между собой. Хоть интуиция и подсказывает мне, что все не так.
Деймен долго молчит, уставившись на воду в бассейне, а потом
поворачивается ко мне.
— Никакой связи между всем этим нет.
Вот только я не знаю, верить ли ему. Слишком уж долго он
раздумывал.
Деймен продолжает, сделав глубокий вдох.
— Тело Эванджелины нашли в каньоне Малибу. Я как раз
ехал сюда и услышал сообщение по радио. — Голос Деймена мало-помалу
крепнет, набирает уверенность. — Да, у Хейвен явно воспаление — должно
быть, попала инфекция, это бывает.
Он отворачивается, а я задерживаю дыхание. Сейчас он скажет
обо мне… Деймен вдруг переворачивает мою руку ладонью вверх и говорит, обводя
пальцем линии на моей ладони:
— Трина умеет очаровывать, а Хейвен одинока.
Скорее всего, ей просто приятно чье-то внимание. Я думал, ты будешь рада, что
она переключилась с меня на Трину. — Он сжимает мне пальцы и
улыбается. — Теперь никто не будет нам мешать!
— А ты уверен, что и ничто не будет нам мешать? —
спрашиваю я еле слышным шепотом.
Я понимаю, что меня должны больше тревожить смерть
Эванджелины и воспаленная рука Хейвен, но не могу ни на чем сосредоточиться,
все мое внимание занимают резкие черты его лица, его гладкая загорелая кожа,
темные прищуренные глаза, стук моего сердца, шум крови в ушах и то, как
припухли в предвкушении мои губы.
— Эвер, я тебя не бросал. И я никогда не стал бы
требовать от тебя того, к чему ты еще не готова. Поверь мне! — Улыбаясь,
он берет в ладони мое лицо, и его полуоткрытые губы касаются моих. — Я
умею ждать.
Глава 22
Хейвен упорно не берет трубку, зато мы дозвонились до Майлза
и попросили его зайти ко мне после репетиции. Он появляется вместе с Эриком, и
мы вчетвером проводим развеселый вечер: едим разные вкусности, плещемся в
бассейне и смотрим плохие ужастики, С друзьями так хорошо и спокойно, что мне
почти удается забыть о Райли, Хейвен, Эванджелине, Трине, о пляже и обо всех
сегодняшних драмах.
Почти удается не замечать, какое отрешенное становится у
Деймена лицо, когда он думает, что на него никто не смотрит.
Почти удается задвинуть поглубже неотвязную тревогу.
Почти — но не совсем.
И хотя я четко сказала, что Сабины сегодня не будет, и что
Деймен может остаться, он дождался, пока я засну, и тихонько ушел.
На следующее утро он появляется в моей комнате с чашкой
кофе, булочками и улыбкой, и я невольно чувствую облегчение.
Мы снова пробуем звонить Хейвен, оставляем для нее
сообщение, но не нужно быть экстрасенсом, чтобы понять: она не желает с нами
разговаривать. В конце концов я звоню ей домой. Трубку берет ее младший
братишка, Остин, и я чувствую, что он не врет, когда говорит, что сам ее сегодня
не видел.
Повалявшись целый день у бассейна, я собираюсь заказать
пиццу, но Деймен выхватывает телефон у меня из рук.
— Давай, я приготовлю обед!
— Ты умеешь готовить?
Собственно, а чему я удивляюсь? Не нашлось еще ничего
такого, что он бы не умел.
— Об этом тебе судить, — улыбается он.
— Помощь нужна? — спрашиваю я, хотя мои кулинарные
умения ограничиваются тем, что могу вскипятить воду и залить молоком кукурузные
хлопья.
Деймен отказывается и направляется к плите, а я поднимаюсь
наверх принять душ и переодеться. Деймен приглашает меня к столу. Я с
изумлением вижу парадный фарфоровый сервиз Сабины, льняные салфетки, свечи и
большую хрустальную вазу, а в ней — надо же, какой сюрприз, кто бы мог подумать
— огромную охапку красных тюльпанов.
— Мадемуазель…
Деймен с улыбкой придвигает мне стул. Его французский акцент
совершенно неотразим.
— Неужели это все ты сотворил?
Я разглядываю горы еды — можно подумать, что мы ждем гостей.
— Все тебе! — улыбается он, отвечая на вопрос,
который я не произнесла вслух.
— Мне одной? А ты не будешь?
Деймен накладывает мне на тарелку отлично приготовленные
овощи, жареное на гриле мясо и густой соус такого сложного вкуса, что я даже
представить не могу, из чего он сделан.
— Конечно, буду. Но я старался в основном для тебя. Девушкам,
знаешь ли, вредно питаться одной только пиццей.
— Не будь в этом так уверен, — смеюсь я, отрезая
сочный кусок мяса.
За едой я начинаю задавать вопросы, пользуясь тем, что
Деймен все равно почти ничего не ест. Я расспрашиваю его обо всем, что мне до
смерти хотелось узнать, но почему-то, взглянув в его глаза, каждый раз об этом
забывала. О его семье, о его детстве, о многочисленных переездах, о том, почему
он живет один. Отчасти мне просто любопытно, а главное — странно как-то быть
вместе с человеком, о котором почти ничего не знаешь. Чем больше мы
разговариваем, тем больше я поражаюсь, как много у нас общего. Во-первых, мы
оба сироты, хотя Деймен уже давно потерял родителей. Он не хочет вдаваться в
подробности, а я тоже не рвусь рассказывать о себе, так что и его особо не
расспрашиваю.