Не то чтобы я не могла оценить шутку судьбы. Кто там рыдал
на автостоянке, умоляя своего бессмертного бойфренда исчезнуть, чтобы снова
стать нормальной? Неужели я?
Теперь, без Деймена, чужие мысли, мешанина звуков и оттенков
обрушиваются на меня с новой силой, в ушах непрерывный звон, глаза постоянно
слезятся, в голове поселяется мигрень, меня все время тошнит, и кружится голова
— словом, я буквально разваливаюсь на части.
Забавно — я так боялась рассказывать Майлзу и Хейвен о своем
разрыве с Дейменом, что прошла целая неделя, пока между нами прозвучало его
имя. И признесла его именно я. Они, наверное, привыкли, что Деймен появляется в
школе от случая к случаю, вот и не удивлялись, куда он пропал.
Итак, однажды за ланчем я прокашлялась, посмотрела на
Майлза, на Хейвен и сказала:
— Имейте в виду, мы с Дейменом расстались.
У них отвисли челюсти, и оба попытались что-то сказать, но я
остановила их.
— Он уехал.
— Уехал?! — повторили они, выпучив четыре глаза и
разинув два рта.
И хотя я знала, что они беспокоятся за меня, и что я просто
обязана им все объяснить, я покачала головой, сжала губы и ничего объяснять не
стала.
А вот с мисс Мачадо было сложнее. Через несколько дней после
того как Деймен исчез, она подошла к моему мольберту, стараясь не смотреть на
моего злосчастного Ван Гога, и сказала:
— Я знаю, что вы с Дейменом были близки. Понимаю, как
тебе сейчас тяжело. Вот, возьми. Ты увидишь — это нечто необыкновенное.
Она придвинула ко мне картину, а я, не глядя, прислонила
подарок к мольберту и продолжала рисовать. Я не сомневалась, что картина
необыкновенная — все, что делал Деймен, было необыкновенно. Конечно, если
бродить по земле несколько сотен лет, успеешь освоить пару-другую профессий.
— Не хочешь взглянуть? — спросила учительница,
сбитая с толку моим равнодушием к шедевральной копии с шедевра.
Я заставила себя изобразить улыбку и ответила:
— Нет, не хочу. Но все равно, спасибо.
Наконец прозвенел звонок. Я отволокла историческое полотно к
своей машине, затолкала его в багажник и захлопнула крышку, так ни разу и не
посмотрев на картину.
Майлз спросил, что это, а я свирепо ткнула ключом и замок
зажигания и рявкнула:
— Ничего!
Одного я не ожидала — что мне будет так одиноко. Наверное, я
просто не понимала, насколько привыкла полагаться на то, что Деймен и Райли
заполняют пустоту и моей жизни. И хотя Райли предупреждала, что появится не
скоро, когда прошло три недели, я испугалась.
Потому что попрощаться с Дейменом — роскошным, зловещим,
очень может быть, что нечестивым (и, вдобавок, бессмертным) бойфрендом —
оказалось труднее, чем я думала, хоть я ни за что на свете в этом не призналась
бы. Но не успеть попрощаться с сестрой — невыносимо.
****
В субботу Майлз и Хейвен приглашают меня присоединиться к
ним по случаю ежегодного паломничества на ярмарку «Зимняя сказка», и я
соглашаюсь. Раньше я на этом мероприятии не бывала, и друзья с энтузиазмом
показывают мне все.
— Это, конечно, не летний «Фестиваль опилок», —
говорит Майлз, когда мы с купленными билетами входим в ворота.
— Лучше! — говорит Хейвен, вприпрыжку обгоняя нас.
Майлз усмехается.
— Ну, если не считать погоды, разница не так велика.
Главное — и там, и там есть стеклодувы, я их обожаю!
— Кто бы сомневался, — хохочет Хейвен, подхватив
его под руку.
У меня голова идет кругом от шума, толкотни и ярких красок.
Осталась бы лучше дома — там тихо, безопасно,
Я натягиваю капюшон и уже собираюсь воткнуть в уши наушники,
как вдруг Хейвен оборачивается ко мне и говорит:
— Ты что, всерьез будешь так здесь ходить?
И я прячу наушники в карман. Пускай мне хочется отгородиться
от всех — нельзя, чтобы друзья думали, что я хочу отгородиться и от них тоже.
— Идем, посмотришь на стеклодува, он просто потрясающий, —
зовет Майлз.
Мы идем мимо жутко реалистичного Санта-Клауса, минуем
серебряных дел мастеров и останавливаемся перед человеком, который создает
удивительной красоты разноцветные вазы с помощью собственного дыхания, огня и
длинной металлической трубки.
— Я должен этому научиться! — вздыхает Майлз, не
сводя с мастера восторженных глаз.
Я смотрю, как жидкий многоцветный пузырь переливается и
меняет форму, а потом направляюсь к следующей палатке, где продают совершенно
великолепные сумки.
Я снимаю с полки коричневую сумочку и глажу мягкую, чуть
маслянистую на ощупь кожу. Был бы хороший рождественский подарок для Сабины.
Она себе такого никогда в жизни не купит, а втайне, может, и хотела бы.
— Сколько она стоит? — спрашиваю я и морщусь,
потому что собственный голос отдается у меня в голове дребезжащим эхом.
— Сто пятьдесят.
Женщина в синей блузке, расписанной в технике батика,
выцветших джинсах и с серебряным кулоном на шее сильно завышает цену. Но глаза
у меня слезятся, в висках пульсирует боль, и торговаться нет сил. Я хочу только
одного — оказаться дома.
Кладу сумочку на место и делаю шаг в сторону от прилавка.
Продавщица кричит мне вслед:
— Для вас — сто тридцать!
И хотя я понимаю, что она готова сбавить еще, я только киваю
и иду дальше.
Тут кто-то у меня за спиной произносит:
— Мы с тобой обе знаем, что она согласится и на
девяносто пять. Что ж ты так легко сдаешься?
Обернувшись, я вижу миниатюрную женщину с каштановыми
волосами, окруженную сияющей фиолетовой аурой.
— Ава, — кивает она и подает мне руку.
Делаю вид, что не замечаю протянутой руки.
— Я помню.
— Как у тебя дела?
Ава улыбается так приветливо, словно я не нахамила ей только
что. Мне становится совестно.
Я пожимаю плечами и оглядываюсь на палатку стеклодува. Не
увидев там Майлза и Хейвен, начинаю потихоньку впадать в панику.
— Твои друзья, стоят в очереди в закусочную «Лагуна
Тако». Не волнуйся, они тебе тоже возьмут что-нибудь поесть.
— Знаю! — огрызаюсь я, хотя на самом деле ничего я
не знала. Голова так болит, что я не в состоянии никого прочесть.
Я хочу отойти, но Ава ловит меня за рукав.
— Эвер, знаешь, мое предложение остается в силе. Я с
удовольствием тебе помогу.
Моя первая, инстинктивная реакция — вырваться и убежать от
нее подальше, но едва рука Авы ложится на мою руку, голова перестает болеть,
звон в ушах стихает, слезы больше не льются из глаз. Тут я натыкаюсь на ее
взгляд и вспоминаю, кто она такая на самом деле: мерзкая женщина, которая
украла у меня сестру. Прищурившись, отдергиваю руку и со злостью говорю:
